Посредине стояла конструкция, состоящая из двух мощных деревянных столбов с поперечным барабаном, на который была намотана цепь. К барабану крепилась ручка, как у колодца. Длинная цепь тянулась вверх к металлической петле, вмонтированной в потолок. На конце петли имелся острый крюк.
На дыбе висел полностью голый человек. Сейчас в нем было трудно узнать бывшего влиятельного боярина Колычева.
– Что же, можно и поговорить, – ничуть не смущаясь, произнес крупный мужик, с раскаленным прутом в руках. Он не спеша подошел к жаровне, всунул прут в пламя. Затем зачерпнул ковшом из ведра воды, отпил из него несколько глотков, а остатки выплеснул в лицо, потерявшего сознание боярина. Колычев дернулся и открыл глаза.
– Ироды, – прохрипел он.
Гордеев приблизился к боярину и приподняв за волосы голову, взглянул в его лицо.
– Ты собирался убить князя, – проговорил он, – так, что благодари, что тебя еще за ребра не подвесили. Говорить будешь?
Колычев отвернул голову.
– Продолжай, – распорядился Гордеев, отходя в сторону.
Кузьма взял раскрасневшийся прут и ткнул боярина под ребра. Раздалось шипение сгораемой плоти.
Колычев издал дикий вопль, и завертелся из стороны в сторону.
– Все скажу! – закричал он, – только не мучайте!
– Ну вот и славно, – удовлетворенно кивнул Гордеев, – теперь давай поговорим, и сел на принесенный охранником стул, – Давно ли австрийцам служишь?
– Я им не служу, – огрызнулся боярин, – князь новый всего нас лишил. А теперь еще и налоги платить заставляет. Ненавижу!
На то он и князь, – спокойно сказал Дмитрий, – что же ты полагаешь, что австрийцы с вас ничего брать не будут? Да они обдерут вас как липку. Да земли ваши оттяпают.
– Даниил обещал, что ежели ему поможем, то свободно будем жить, как раньше.
– А ты и поверил? – усмехнулся Дмитрий, – но не будем препираться, – как ты понимаешь твое признание мне не к чему. Остальные заговорщики давно сознались и выторговали тем самым себе жизнь.
Гордеев взглянул на боярина.
– Как ты уже наверно понял, что жизнь тебе никто не оставит. Слишком много бед ты натворил. Но ежели напишешь о своем предательстве, то родичей твоих не тронем.
Колычев уже без злобы взглянул на Гордеева.
– Все напишу, – устало сказал он, – только семью не трогайте.
– Вот и договорились, – с облегчением промолвил Дмитрий, – сейчас тебя отведут к знахарю. Там раны промоют, да обработают. Потом все и напишешь.
Он подал знак. Кузьма повернул ворот, опуская безвольное тело боярина на пол.
– А с этим что делать?
Гордеев повернулся. Об австрийце он совсем забыл. Альбрехт без чувств лежал на скамье. Под ним растекалась желтая, резко пахнущая лужа.