«Не поможет…» — подумала я.
— Не смей никогда ко мне обращаться! — сквозь зубы жестко выговаривал он каждое слово. — Не смей никогда произносить мое имя! Я не желаю тебя видеть! Ни-ко-гда. — это слово он повторял каждый раз, чтобы я лучше поняла его настроение? — Я столько лет избегал с тобой встреч, чтобы тебя суку не задушить… — обжег он меня своим презрительным взглядом. — Не нарывайся! Пошла вон! — он резко развернулся и стал уходить.
Еще несколько шагов и он скроется за стеклянными дверями…
Кинулась за Бессоновым. Прежде чем успела подумать, схватила его руку. Артур отмахнулся от меня, словно от прокаженной. Выдернул руку, будто на него налип кусок грязи. Не удержавшись на каблуках, я упала. Порвала капроновые колготки и оцарапала колени. Было больно, но сердце горело во сто карт сильнее, мне не хватало воздуха. Он возвышался надо мной, не уходил.
Редкие прохожие оглядывались, задерживали на нас свой любопытный взгляд, но никто не хотел вмешиваться. Унизительно было валяться у него в ногах, но это не так сильно меня трогало, как его ненависть.
Руки он мне не подал. Я поднялась сама. Старалась сделать это изящно, но куда там… Поправляя юбку, пряча порванные колготки под ее длинной я вспоминала с чего хотела начать разговор. Пока он не ушел, нужно воспользоваться шансом.
— Можешь ненавидеть меня. Можешь даже ударить. — я знала, Бессонов этого никогда не сделает, но эта фраза его разозлит, заставит обратить на меня внимание. — Только умоляю, выслушай. Я не жду твоего прощения. Но, пожалуйста…
— Нет! — оборвал он мой монолог. По моим щекам покатились слезы. Я поняла, что умолять Артура бесполезно.
Нужно рассказать о сыне… Но тогда он точно меня не простит. Заберет Леву. Я не готова отдать ему ребенка! Я не смогу с ним расстаться.
«Ты можешь потерять сына навсегда, никто не спасет его кроме Артура. Может он позволит тебе видеться с сыном?..» — голос в моей голове подсказывал решение, но я не желала его слушать. Я стояла и глотала соленые слезы. Артур не оставил мне даже толики надежды… Вновь развернулся и стал уходить.
— Милаха, если я когда-нибудь буду тебе нужен, только позови, я пройду сквозь время и пространство… — вспомнила я фразу из нашего прошлого и едва слышно ее прохрипела. Голос не слушался. Он столько раз ее повторял…
Вспомнил, остановился. Замер, а потом медленно повернулся.
— Не смей, слышишь?! Не смей! — сделал шаг ко мне, схватил за волосы и больно дернул. — Это я сказал другой девочке, в другой жизни! — Он несильно сжимал мои волосы, но мне было больно. Не знаю почему, но кожа головы отличалась особой чувствительностью. Точнее вся кожа на моем теле была очень чувствительной, но на голове особенно. Мне даже расчесываться было больно. Чтобы волосы не путались, я никогда их не отращивала. Всегда носила каре.