Я боялся его, как огня. Знал, что ничего плохого случиться не должно, но всё равно пугался, будто он умирает.
Ноги Дятла заходили ходуном, колени согнулись, и он обязательно рухнул бы прямо на асфальт, если бы я вовремя его не подхватил.
— Эй, Захар, — крикнул водитель напарнику.
Полицейский обернулся, увидел, что происходит и рванул к нам.
— Чего это с ним? — испуганно прокричал он.
— Приступ, — сказал я, придерживая между коленями голову Дятла. — От нервов.
— От психологического давления, — нравоучительным тоном вставил Марков.
Так и прибил бы его. Он как будто нарочно злил полицейского.
— Какого ещё давления? — разъярился тот.
— Вашего, — спокойно ответил Марков. — Моральный прессинг и унижение при использовании служебного положения.
— Не было такого!
— Это вы в объяснительных писать будете.
Оказывается, Ваня у меня был просто золотой рыбкой в сравнении с этой акулой занудства и житейской бестолковости.
Дятла колотило. Я продолжал придерживать его, чтобы не бился об асфальт.
— Звоню в скорую? — спросил водитель.
— Давай! — полицейский Захар вскочил, и они оба побежали к машине.
— Прекратите паниковать, — с видом опытного доктора Якушин подсел к нам. — Это обычный эпилептический припадок, он пройдет.
— Кому ты рассказываешь? — огрызнулся я. — Без тебя знаю.
И тут, произошло чудесное и невозможное.
— Скажите им, что сами меня в больницу отвезете, — не переставая трястись, проговорил Дятел.
Я обалдел.
— Ты чего, придуриваешься, Вань?
— Немножко, — он хитро улыбнулся, глянул на меня и, снова закатив глаза, до ужаса правдоподобно затрясся с удвоенной силой.
Якушин помчался к полицейской машине, стал совать полицейским какие-то медицинские удостоверения и втирать, что везти в больницу Дятла нужно немедленно, не дожидаясь скорой, иначе начнется гипоксия головного мозга и привести это может к коме или даже летальному исходу. Полицейские перепугались ещё больше и согласились, чтобы мы везли его сами. Но при условии, что они поедут впереди и будут нас сопровождать.
При настоящем приступе эпилепсии больного нельзя трогать и нежелательно перемещать, но наш эпилептик был мнимый, и когда мы донесли его до машины, пока полицейские разворачивались, довольно посмеиваясь, сам залез в кабину.
Девчонки подняли галдеж и посыпались расспросы, Марков шикнул на них, но тут выступила Нина. Она, оказывается, оскорбилась, что в разговоре с полицейскими Марков назвал их «досками и брёвнами». Марков ответил, что она должна благодарить его за то, что он не назвал её «поленом». Нина ответила, что в таком случае, он «дубина», и они принялись обзываться друг на друга.