Повернула голову с недоумением вглядываясь в темный угол. И действительно, обнаружила холст перетянутый темной тканью и бечевкой. После очередного переезда я уже несколько подзабыла, куда и что клала, но эту картину не помню. Видимо очень старая, которую я даже не посчитала нужной забирать…
Подошла к находке и с некоторым трудом перенесла холст на тяжелом подрамнике. Катрина была большой, что удивляло меня еще больше.
-Я не помню ее… - пробормотала я, разрезая веревку канцелярским ножом и с помощью мужчины осторожно развернув ткань, сидя прямо на испачканном полу. По мере открытия, пальцы у меня дрожали все сильнее, пока не перестали подчиняться, и последний угол открыл именно Илья. – Это…
-Твои родители? – несколько удивленно поинтересовался мужчина, разглядывая незаконченный набросок. Явно мой, и довольно старый. Но когда я его сделала??? После стали прорываться воспоминания, как вскоре после похорон, в одну из бессонных ночей, я сидела перед чистым холстом, множество раз занося кисть, и не смея прикоснуться. Видимо все же посмела, но так и не закончила…
Тогда я плохо соображала, не удивлюсь, что моментально забыла о ней, стоило тогда просто уснуть. А видя что со мной делает эта картина, вероятно именно Ваня спрятал ее. Именно он очень любил перетягивать мои картины бечевкой. У него была большая страсть именно к ней, несмотря на обилие других веревок.
При взгляде на знакомые, родные, хоть и незаконченные и не проработанные лица, сердце на секунду замерло, отчего невольно прижала ладонь к груди и сжала ткань платья.
-Даша, все хорошо? – отвлек меня голос мужчины.
-А? – вздрогнула я, подняв лицо и отметив, как близко находится Илья. Моргнула и нервно кивнула: - Да, все хорошо, просто не ожидала увидеть именно ее. – сглотнула я и вновь испуганно дернулась, когда в кармане брюк Рязанова раздалась стандартная мелодия звонка. Мужчина досадливо поморщился, недовольно скривив рот, а после вытащил из кармана тонкий черный смартфон, посмотрел на имя звонившего и обреченно вздохнул.
-Прошу прощения, нужно ответить.
Я кивнула, а Илья вышел за дверь, уже в коридоре ответив на вызов, и послышался резкий, леденящий душу голос:
-Да? Какого черта? Я же просил меня не беспокоить. Вам что, так трудно обойтись один день без подтирания слюней? Я не так часто прошу не отвлекать меня! – отчитывал кого-то Илья, а я сейчас поняла, что вероятно он не врал, и на работе он имеет вторую ипостась, которая может мне не понравиться. Вскоре голос удалился, и я перестала различать слова.
Посмотрела на картину у меня в руках и недолго думая, поставила е на пустующий мольберт. Мои родители заслужили стоять на самом видном месте. Разглядывая какое-то время изображение, невольно отмечая мелкие косяки, неуверенные мазки, а где-то и вовсе откровенную халтуру. Чувствуя внутреннее раздражение нестыковками, взяла в руки кусок грифеля и несколькими штрихами постаралась исправить искаженные черты любимых лиц. Стало лучше, но ненамного, незаконченность и исправления стали раздражать еще больше. Лихорадочно прошлась взглядом по чертам лица, моментально добавляя детали, чувствуя, как от резких движений растрепались волосы и стали нещадно лезть в рот и глаза. Раздраженно рыкнула и скрутила на макушке привычный пучок, закрепив его кистью на длинной ручке.