В этом свете двойственность Грабовича (украинца, взгляды которого формировались в США) по отношению к негативным социальным импликациям нативизма Шевченко является вполне понятной. Особенно заметной эта двойственность становится при сравнении английского и украинского вариантов его книги. В конце оригинального издания он в лучших традициях американского академического мира выступает против «сектантских» (идеологических, метафизических, иррационалистских и культовых) интерпретаций личности Шевченко, а также Лризнается напоследок: «... он помог своему народу снова найти себя и осознать свою возрожденную силу. Но в этом даре, как это часто бывает в случае с мифическими дарами (курсив мой. — В.М.)[36], содержалась и капля яда. ... Еще более сомнительной, даже потенциально фатальной оказалась традиция мифического мышления, привитая Шевченко душам будущих поколений его соотечественников. ... Картина «золотого века» в частности, равно как и миф в целом, поставили метафору и идеал превыше анализа и практического действия. ... Тем не менее, и до сегодняшнего дня этот миф доминирует в украинской культуре» [92, pp. 161–162; 15, с. 171]. Блестящие слова! Как мне кажется, на академическом языке более точно о подлинном статусе шевченковского мифа, пожалуй, и не скажешь.
Увы, в послесловии к этой книге, вышедшей спустя 10 лет в переводе на украинский, тот же самый Григорий Грабович высказался на эту тему несколько иначе: «Целью данной книги не является «развенчание» мифа, или его демистификация. ... Еще до недавнего времени я был склонен утверждать, что при условии нормализации украинской культурной и политической жизни Шевченко перестанет быть иконой, пророком и станет «лишь» одним из великих поэтов человечества. Наверно, это так. Однако в какой–то степени он все–таки останется пророком, ибо нельзя не учитывать историческую память и своеобразную, глубоко таящуюся в украинских сердцах, вероятно, Богом данную, тайнопись его слова» [15, с. 211]. Судя по всему, покинув стены скептичного Гарварда и возвратившись на землю предков, рационалистический и реалистический дух автора этой во многих отношениях новаторской книги все же спасовал перед грозным ликом главного хранителя тайн украинской коллективной души.
Да, неоднозначность Грабовича и его единомышленников вполне понятна. Но от этого она не становится менее опасной. Наверное, мифологический код поэзии Шевченко не разрастется во всемирное движение а 1а «Аналитическая психология», однако в пределах моей собственной страны нативизм «украинского Юнга» может натворить немало бед. Лучшим эликсиром от «интоксикации идеями национального бессознательного», на мой взгляд, является непредвзятое критическое изучение опыта создателя и самого видного пропагандиста мифа о коллективной душе, то бишь Карла Густава Юнга.