И снаружи, и внутри он буйствует, когда Зверь своё семя горячим потоком в меня выплёскивает. Мощной струёй. Полноводной.
Потом падает на меня. Липко и влажно грудь к груди слепляется. На мгновение меня его весом придавливает могучим. Но потом он перекатывается на спину и меня поверх себя располагает. Обхватывает руками. Пальцы правой руки в волосы влажные зарываются. Ладонь левой руки по плечам и спине жар разносят.
— Ученица отменная. Пятёрка за траходром, — выдыхает хрипло и в глаза посмотреть заставляет. — Понесёшь — цены тебе не будет, Малая.
Дышать пока не получается. Хватаю губами воздух — он весь пропитан запахом случки яростной и животной. Щекой на грудь его укладываюсь. Мускусный запах хищника опаляет лёгкие. Пьянящий. Будоражащий даже сейчас. В нём целиком испачкаться хочется. Потереться и носить на себе. Дурь блаженная. Как можно так сексом одним в мысли глубоко проникнуть. Заклеймить. Поработить.
Глаза лениво закрываются. Вроде спала в дороге, а сейчас снова хочется глаза закрыть. В темноте спрятаться. Баюкать себя и тешить обманным миражом. Что по желанию всё, да по любви.
Врать хоть себе не стоит. Желание есть уже. Разбудил он во мне что-то. Показал, как небо вспышками озаряется, и теперь будет сложно поверить, будто без них — лучше намного.
Желание есть. Потребность. В крови. Под кожей.
Любви нет пока. К ней ещё шагать и шагать. Да и возможно ли это?
Он дышит глубоко и медленно. Кузнечные меха его мощных лёгких грудную клетку заставляют подниматься и опускаться. Вместе со мной. Спит, что ли?
Осторожно глаза приоткрываю. Не спит. На меня смотрит. Усмехается. По губами моим пальцем проводит.
— Сосаться любишь?
— Что?
— Во время траха в рот мне полезла. Сама. Любишь сосаться? Языком играть?
— Не знаю. Это само… Я ни о чём таком не думала.
Волосы мои перебирает нежно. Потом вдруг резко сжимает и заставляет голову опрокинуть.
— Не ври. Отвечай чётко, как есть. Нравится рот в рот?
Грудную клетку разворачивает так, что сердце тесно становится. Нравится ли мне целоваться? Не знаю. Торопливо вспоминаю прошлые свои поцелуи и тот, которым меня Зверь наградил.
Это же не поцелуй, а порабощение. Трах. Рот в рот. Так языком, как он, только трахают. Не меньше.
— Отвечай.
— Не знаю, — краснею. — Мало было, чтобы понять. Хорошо это или плохо.
— Слышь… Мы тут не на уроке этикета и морали, что такое хорошо, а что такое плохо.
Зверь лениво меня отстраняет и встаёт. Тело своё мощное показывает, демонстрирует во всей красе и ужасе. Потому что шрамы его глубокие и рваные пугают меня. И притягивают. Как бездна. Хочется трогать его. И тут же руки прятать за спину, чтобы не понял.