Орган его так же медленно во мне ходит. Промежность влажно хлюпает, соков и спермы полная. Искры из глаз сыплются. Щедрыми горстями — бери.
Трахает он меня теперь с медленной оттяжкой на всю длину. И так же медленно пронизывает, что я ёрзать начинаю и сама извиваюсь.
— Болт мой хочешь?
Спрашивает. Искушение греховное. Похоть сладкая. Грязная сладость. С губ его слова срываются липкими и удушающими. В черноте своих желаний меня топит с головой. Но сейчас я тонуть рада и падать. Безумно. Не думая ни о чём.
— Да… да… да… Хочу, — шепчу, постанывая, изнывая.
Кричу.
Он, получив признание, в жёсткий темп срывается. Долбит меня со скоростью поршня и рот языком запечатывает, чтобы не орала в голос. Но вместо этого целует так, что я вообще связь с реальностью теряю. Себя ощущать перестаю.
Его орган глубоко и ладно во мне ходит, как будто спаянные мы. Вдвоём. И прерывать это не хочется. Но темп возрастает. Желание тоже. Кипятком ошпаривает. Накатывает. Волнами. Цунами…
Смывает. За грань. Реальности. Смысла. Морали. Приличия.
Есть только конвульсии обоюдного взрыва. И мы будто не живые вовсе, и не мёртвые. Разорванные и соединённые. Обновлённые.
Удержав меня у стены на несколько минут, Зверь осторожно на пол ставит и внезапно садится передо мной на корточки. Одну ногу в сторону отодвигает и пальцами губы половые оттягивает. Разглядывает меня… там. А я чувствую, как промежность течёт. Спермой его и смазкой моей.
— Маленькая щёлочка, — по всей промежности сперму растирает. — Но жадная, трындец…
Зверь щиплет меня за бугорок чувствительной плоти и внезапно лицом к животу прижимается. Подбородком проводит. Колкая щетина нежную кожу терзает. Зверь целует меня в живот коротко и грубо. Чуть ниже пупка.
— Сладкая конфета. Теперь мыться пошли.
Зверь выглядит сытым и довольным. Чуть более расслабленным. Умываемся мы тоже вдвоём. Потом он наблюдает, как я вытираюсь и снова волосы сушу, в косу простую собираю.
— Оделась.
Киваю.
— Аппетит проснулся? Траходром — зачёт. Тебя теперь на хавку тянуть должно…
— усмехается и обнимает на мгновение. По щеке треплет грубовато. — Пойдём. Накормит тебя Наталья.
Зверь отходит, но я успеваю его за петельку для ремня зацепить.
— О-па… Чё это?
Глаза вниз опускаю, верхнюю пуговицу на брюках застёгивая. Ещё хочется, чтобы он оделся, а не расхаживал голым по пояс.
— Кто эта Наталья?
— А-а-а-а… У тебя до сих пор гон ревнивый не сошёл? — хмыкает довольно. Обе руки мне на плечи складывает, свешивая запястья расслабленно. — Баба одна, очевидно.
— Это я и сама вижу, что баба. Какая роль у неё?