— Эпизод, ставший сейчас большой частью головоломки.
— Возможно, — легко соглашается Ризван. — Так что не враг я тебе. Но и не друг. Должник.
— Но я жива…
— Да. Но чувство, что должен, уже не вырезать. Как ни старайся. Оно в крови.
Пауза повисает. Молчание тягучее. Томительное. Так много мыслей, что почти больно. Внутри ломотой и чувствами неясными. И жалостью, и потрясением, и какой-то неизъяснимой благодарностью.
— Поэтому у тебя жену Ариной зовут?
Кавказец вздыхает.
— Будем считать, что мне всех Арин, попавших в беду, спасать было охота. Одну спас. Женой моей стала, — улыбается.
— Потом легче стало?
— Не особо. Ведь та, что младенцем была, мёртвой виделась. Крохотной и мёртвой. Кожа синяя. Лёд вместо глаз.
Я встаю и расстояние преодолеваю между нами. Ризвану лишь слегка голову задрать приходится, чтобы на меня посмотреть.
— Смотри, — говорю, смаргивая слёзы внезапные. — Я живая. Там льда нет.
— Живая, бойкая… — кивает, выдыхает более расслабленно. — Спать иди. Ерунду в голову не бери. У меня к тебе не то отношение, чтобы Зверь на меня ревностью плевался. Не то… Но сказать ему уже поздно.
— Но если рано или поздно известно станет. Он будет зол?
— Вот когда станет, так отвечу за свои дела и молчание. А пока я ничего менять не желаю. Мне этой дорогой ещё долго идти, чувствую. И раньше времени из-за глупости сходить с неё не собираюсь.
— Хорошо, — говорю после недолгого молчания. — Тогда я могу спать спокойно?
— Можешь, — усмехается, поднимаясь следом за мной. — Настолько спокойно, насколько это возможно, учитывая окружение.
— Хороший ответ. Главное, честный…
Мы молча поднимаемся по лестнице. Присутствие Ризвана немного успокаивает меня.
— Я рада, что у меня есть хотя бы один друг. Спасибо.
Обернувшись через плечо, успеваю заметить, как губы кавказца расплываются в широкой улыбке.
— Настя была бы рада узнать тебя.
— Говоришь так, как будто не знала… — сомневаюсь. Догадка тут же опаляет. — Значит, ты не всё мне рассказал?
— Для одного очень позднего вечера, нет… даже ночи, — поправляет себя. — Информации достаточно, — показывает рукой на дверь спальни. — Тебе пора.
— Да, пора.
Но уходить не тороплюсь. Опираюсь спиной на дверь. Брови Ризвана заламываются высоко:
— Ты чё, Арина, решила сегодня бунт в младшей детской группе устроить? Спать иди!
Посылаю мужчине улыбку. Теперь окончательно ясно, что он во мне ребёнка видит. Не более.
— Исаевы. Ты хорошо их знаешь? — спрашиваю.
Ризван хмурится.
— Терпеть не могу поднимать темы выгодного родства и всю эту мишуру. Я к этому делу непричастен. Маленький человек без связей, — улыбается. — Знаешь, это даже хорошо, можешь сам выбирать…