Дышу тяжело. Глядя, как она пальцами движения замедляет.
Снова поцеловать пытается, едва выходит. Мы сталкиваемся. Друг в друга с разгона. И если бы не долбаный запрет, она бы из-под меня сутки не вылезала. Имел бы долго и грязно. Как на вертеле, крутил. Насаживал бы на член, торчащий колом.
— Я тебя сожру. Потом, как можно будет… — обещаю. — Дни отмечать буду. За каждый день простоя… отработаешь.
Позволяю себе руку под рубашку просунуть и провести пальцами между её ног. Течёт рекой. Смазка аж по бёдрам стекает.
— Звезда рыдать устанет, — хмыкаю. — Голодная моя…
Руку её перехватываю с пальцами, перепачканными в сперме. Задираю сорочку.
— Разотри по себе.
— Но…
— Потом умоешься. Хочу, чтобы мной пахла.
С лёгкой усмешкой наблюдаю, как приказ старательно выполняет. Одёргивает сорочку и поправляет на мне одежду. Упаковывает в трусы моё хозяйство. Оно уже снова в её руки просится.
— Неугомонный.
— Это даже не трах. И не прелюдия. Так… — хмыкаю. — Ни о чём.
— Значит, ни о чём… — оскорблённо губы поджимает. Щёки вспыхивают краской. — Тогда я смою с себя. Всё это. Ни о чём.
— Не трынди. Я тебе смою. Через колено и по ягоде. Отшлёпаю. Лучше часы мне подай, — киваю в сторону комода.
— Но у тебя же есть…
— Другие хочу. Эти отцовские. Сними их с меня…
Малая послушно отщёлкивает застёжку и взвешивает часы на ладони.
— Тяжёлые и горячие. От твоей кожи, — замечает.
Забираю у Малой часы, прося:
— Другие достань. С чёрным циферблатом.
Прячу старые часы в карман, жду, пока Малая с другими ко мне подойдёт. Старательно надевает на руку, защёлкивая. Поправляет на руке. Едва ощутимо пальчиками ведёт, но словно душу царапает.
Распарывает надвое, дерьмо выбрасывая. Что-то новое появляется. Другое. Давно забытое или никогда не чувствуемое ранее. Хер его знает. Но колбасит сильно. От земли отрывает. Вверх подбрасывает.
— Что ты собираешься делать, Рустам?
— Вытравить крыс. Исаевы поплатятся, — плотнее челюсти сжимаю. — Все. Поплатятся.
Цепляется за рубашку пальцами, едва не разрывая на мне. Глаза блестящими становятся из-за влаги солёной и горькой — как наше начало.
— Будь осторожен.
— Буду. И вот это не стоит, — пальцем снимаю каплю, скользнувшую на щеку. — Тебе покой прописали. Марш в постель.
— И про…
Накрываю её рот ладонью, запирая. Знаю, о ком спросить хочет. О Ризване. На потом этот вопрос оставил. Сначала нужно устранить гангрену, разросшуюся рядом. Потом всё остальное.
— Не стоит. Я решу. Всё. Не глупи, Малая.
Снимаю пальцы, запуская их в волосы. На миг к себе прижимаю. Ещё секунда — и пора уходить.
— Ты всегда меня так называешь — Малая.