Медленно двигаю руками и ногами. Пытаюсь перевернуться на бок. Еле удаётся. Но в следующее же мгновение меня в охапку сгребают и вжимают. Резко и сильно. Как будто в каменную стену со всего размаху втискивают.
Пальцы на спине давят так, что я боюсь в лепёшку превратиться. Страшно быть раздавленной под каменным прессом.
Сдавленно хриплю. Барахтаюсь, как мелкая рыбёшка, в обжигающем тепле мужского тела.
События вчерашнего дня быстро перед глазами проносятся. По голове оглушают. Словно обухом. Сразу всё вспоминается — и чужаки, и головорезы, и смерть деда. Вздрагиваю всем телом. Мерное дыхание сменяется утробным урчанием хищника. Зверя голодного.
— Куда собралась, Малая? — голос у него после сна ещё более хриплый.
Как будто наждачкой у него горло дерёт. А у меня мурашки от этого низкого голоса проносятся. Внутри что-то сжимается и начинает трепетать. Часто-часто. Жаром странным опаляет. Он как будто в груди горит и ниже скользит. До самых кончиков пальцев ног.
Зверь меня ещё крепче хватает. Очень крепко держит — не вырваться.
— Отпускать не собираюсь. Если только по нужде, — объясняет.
Потом руку убирает и приподнимается на локте. Я открываю глаза. Мне немного неловко. Я ещё никогда с мужчиной не спала. А с ним вообще страшно даже рядом держаться, не то что бы лежать. Зверь на правом локте приподнимается.
— Сегодня похороны будут. Потом немного потолчёмся. Здесь переночуем, но ты сильно губу не раскатывай. Перед рассветом выезжать будем. Так что готовься. Истерить не будешь.
Он не спрашивает. Он заявляет. Что всё будет только по его воле — и никак иначе.
— Усекла?
— Да, — шепчу, мечтая отдалиться от этого криминального амбала.
Зверь внезапно надо мной склоняется. Носом воздух втягивает. Ведёт по шее, рычит утробно, как хищник.
— Вкусно пахнешь. Не мылась вчера, но пахнешь сладко, — одобрительно кивает. — Как конфета.
Я жду, что оно отодвинется. Или сделает ещё что-то. Лишь бы разорвать затянувшееся ожидание. Но он не делает ничего. Просто лежит. Обжигает жаром стального тела. Смотрит… Как будто дыру во мне прожечь хочет.
Ожидание выматывает больше всего. Я уже готова биться в истерике. Слеза ползёт по щеке. Щекочет кожу возле уха.
— Чё, Конфета, не нравлюсь я тебе?
Он серьёзно спрашивает? Как он может кому-то нравится?! Не уверена, что на всей планете найдётся хотя бы одна женщина, готовая лечь с ним в кровать по доброй воле. Нет таких. Нормальных точно нет. А продажные и гулящие — не в счёт.
Другая бы на моём месте точно соврала бы. Но я не могу. Он бандит. Псих без царя в голове. Беспредельщик.