Пока ехали домой, я задремала, и в мое сознание вклинился Тарх. Он был в нашей квартире, там, где я раньше жила с ним, как с Вербицким, сидел на белом диване в гостиной и улыбался нежно и по-доброму. Я оказалась сидящей рядом.
— Как ты, малышка?
— Твоими молитвами.
— Я молюсь. Я действительно молюсь за тебя, — серьезно кивнул Тарх.
— Ты Бог и ты молишься?
— Ну, есть ведь и повыше меня.
— Ну, спасибо тебе. Что-то случилось?
— Я соскучился.
Тарх придвинулся ближе и взял мою руку. Его глубокие голубые глаза гипнотизировали меня. Ох, сейчас сорвусь, ох, сейчас…
Стоп! Так не пойдет! Бог он, етит твою! Так и мы не простые смертные! Кинула ардонийский зов, как только могла, в надежде парализовать, загипнотизировать нахала. С Вербицким ведь всегда работало.
Но я просчиталась! Ох, просчиталась! Ведь передо мной был больше не майор Вербицкий, а сам Тарх, Даждьбог собственной персоной. Существо, коему в нашем измерении многие десятки тысяч лет. А это значит, он сильнее меня. Неизмеримо сильнее.
Мой зов бог принял как согласие и тут же накрыл собой, даря страстный — жесткий поцелуй. Его язык был требователен и неумолим и отказывался покидать мой рот, даже когда я попыталась отстраниться. Руки Тарха уже бесстыдно задрали платье и пытались спустить трусики, я отчаянно зажала ноги и прижалась попой к дивану. Не помогло. Ноги были жестко раздвинуты коленом, пальцы запушены между и, отодвинув трусики, стали гладить то, к чему теперь не имели никакого права прикасаться. Два его пальца сжимали и гладили дрожащий уже бутон. Остальные три пальца проникли меня полностью и быстро и бесстыдно задвигались, я, к своему стыду, тут же намокла и непроизвольно начала выгибаться ему навстречу. Губы Тарха уже спустились к шее. Эти мелкие нежные неторопливые поцелуи всегда сводили меня с ума, и он, поганец, это знал.
Сопротивляться уже не было никакого смысла, так что я расслабилась и позволила снять с себя белье и платье. Лаская себя, подождала, пока Тарх разденется.
— Ай, какая нехорошая девочка! Ай, какая нехорошая, — покачал головой обнаженный бог, наблюдая за мной.
Я поманила его к себе пальцем, но он схватил меня за руку и кинул на ковер, придавил собой и, держа мои руки над головой и не давая пошевелиться, резко и полностью вошел в меня. Его движения были, как удары, словно меня наказывали за что-то, как плохую девочку.
— Ты моя! Слышишь! Ты моя! С кем бы ни жила! С кем бы ни спала! От кого бы ни рожала! Ты моя! Была, есть и будешь моя!
— Ты сам меня отдал ему! — простонала я. К глазам вдруг резко подступили слезы горечи. — Зачем?