— Ваша еда, кюна.
В голосе воина нет ни презрения, ни неприязни — только лишь усталость.
Я очнулась, огляделась, осознавая, что все еще ночь, я все еще посреди разгромленного лагеря. Как долго я дремала? Не больше часа. Но этого хватило, чтобы мыслями унестись очень далеко… и расстроиться, вернувшись в реальность.
Кивнула благодарно и приняла железное блюдо с какими-то тушеными клубнями — я еще не привыкла к тому, как готовят северяне, но последний раз ела утром и не отказалась бы сейчас ни от чего.
Меня оставили одну.
Прежде так получалось, что отдыхала я возле общего костра, там же ела вместе со всеми, но сегодня моим спутником стало не только душевное одиночество, но и физическое. Пусть их. Я сама не доверяла этим людям и не готова была принять их, потому и их отношение не должно было меня трогать.
Они считали, что не заслужили такую кюну — ну так и я так считала. Только в противном смысле.
Я знала свою стоимость. И это не две коровы.
В лагере было почти светло от погребальных костров, что собрали на кромке леса, и я невольно отвела взгляд, а потом замерла, осознав, что чуть в стороне построили новую клеть — не клеть даже, частокол, воткнутый в сырую землю кругом, внутри которого то ли сидели, то ли лежали двое. Воины не сдаются в плен, но этих, похоже, удалось захватить живыми. Не надолго… Король, верно, пытался добиться от них сведений — и казнит поутру.
Я доела и снова закрыла глаза.
Но спасительное беспамятство не приходило. Мыслями я то и дело обращалась к плененным нападавшим, а когда с той стороны раздался стон, особенно слышимый в затихающей ночи, встала направилась туда.
Их и верно пытали. И в бою они пострадали немало. Без должного ухода они не доживут до утра — с такими ранами вообще не живут, если не получить помощь богов и целителей.
Я вздрогнула, когда поймала полный боли взгляд. И шепот краем сознания:
— Добей.
Рука привычно дернулась к поясу, но моих ножей не было. Я все еще безоружна и даже лук оставила там же, где стреляла. Да и не верно это…
— О’дин дождется тебя, — сказала негромко.
В изнеможении глаза прикрыл. Казнь от рук врага провожает на пир богов столь же верно, как и смерть в бою, но ведь и правда не доживут…
Решилась. Опустилась на колени, зачерпнула землю и просунула руку через прутья, расчерчивая его лоб четким символом.
О вижу я и мать и сестер с братьями
О вижу я как наяву предков моих всех до единого