Они призывают меня
И зовут мое место занять рядом с ними
В чертогах Валгаллы
Где вечно живут храбрецы
Кончики пальцев закололо и воин задышал глубже, а я сосредоточилась, даря успокоение и капли жизни. То, от чего отказалось воронье все еще требовало выхода…
Какое-то движение неподалеку заставило меня вздрогнуть и отвлечься. Быстро глянула в ту сторону и увидела бледное лицо, искаженное страхом. Знакомый мальчишка, что прятался за мирно стоящими лошадьми… ах да, именно он плеснул тогда в меня помоями. Трусоватый и незрелый, хотя по возрасту мы, скорее всего, отличались года на два, не больше.
Он понял, что я его приметила и отскочил, создавая еще больше шума, бросился назад в густоту темноты. Я лишь покачала головой и перебралась ко второму воину, повторяя ритуал.
И снова едва успела довести его до конца — мою руку перехватили. Даже вырываться не стала — опустила взгляд на крепкие мужские пальцы с въевшейся в них грязью и копотью, надеясь прижечь их гневом.
— Что ты делаешь? — прошипел Эгиль-Ворон, резко дергая меня и заставляя встать. Легкая боль в заломленном запястье заставила меня невольно поморщиться, а его, как ни странно, ослабить захват. Но внутри меня уже поднималась со дна души муть.
— Помогаю им не уйти другой дорогой, — ответила спокойно, стараясь не дать мутной волне окатить себя с головой.
— А может просто помогаешь? Может ты и позвала их? Из-за тебя они напали?
— А тебе, похоже, не удалось ни слова с них добиться? Так обними их своей тьмой и загони лед в сердце, может тогда и поймешь, что все это — лишь твои домыслы. Никого я не звала. Я давала обеты — а мое слово значит.
Мне подумалось вдруг, что это первый наш разговор с момента свадьбы. И пусть даже злость питает его потребность высказаться, но с ней он выглядит не льдиной где-то во главе колонны, не духом Севера, высасывающим жизнь, а обычным мужчиной. Все же лучше быть замужем за существом из плоти, крови и эмоций…
— Ты достаточно изворотлива, чтобы обойти эти обеты даже в глазах богов, что уж говорить о смертных, — сплевывает, хорошо что в сторону — с него станется плюнуть мне в лицо, и даже в этом он будет в своем праве мужа. Не убивать, не бить, не насиловать, не принуждать к неугодным богам делам — вот что обещано в каждом браке, но и сам Эгиль-Ворон достаточно изворотлив, чтобы повернуть обстоятельства и правила на пользу себе.
На пользу той ненависти, что он таит в своем ледяном сердце.
— Что ты сделала? Каким колдовством осквернила эту ночь?
— Колдовство — дитя ночи, как же оно может осквернить что-то? — задрала подбородок, — Я ответила тебе уже…