И вот тогда я узнала, что есть король в ярости.
Я ведь рядом находилась, в этой страшной комнате без окон, пропитанной многими смертями предателей и воров.
Мне не доставляло удовольствие наблюдать за мучениями других людей — пусть даже моих убийц возможных. Но я первая хотела знать о причинах, побудивших их к этому шагу. Дважды — ведь именно этот ярл тогда пытался спихнуть меня в пропасть.
Верность своему королю… которая хуже предательства.
И я первая же сделала шаг назад, когда увидела, как заостряется нос и натягивается на скелет кожа на щеках у Ворона, как страшно белеют всегда темные глаза, как умирает под его ногами камень, крошась от неизвестно откуда взявшегося в трещинах льда, как теряет воздух ярл, к которому даже не прикасались…
И голос, тихий, но давящий плитами голос…
— Она — моя королева. Плоть моя, которую я признал клятвами. Ты не на нее напал — на меня. Не её пытался убить — меня. Ты не свою королеву предал, а своего короля. Я привел её под защиту этих стен и поклялся быть с ней, и я единственный, кто может принимать решение о наших жизнях… или смертях. Выше этого только боги, а ты, похоже, возомнил себя равным богам. Знаешь, что бывает с такими? Их никогда не пригласят на посмертный пир… И ты со своими подражателями его не заслужил. И будешь убит не моей рукой.
Непонятная, страшная сила отпустила уже посиневшего ярла, и Ворона тоже отпустило будто… Да только несчастно взвыли все, кто был причастен к покушениям.
Оказалось, что даже у провинившихся на Севере была возможность пировать с богами после смерти — потому как смерть эту они от меча своего короля принимали. Но Ворон отказал им и в этом. И четверо заговорщиков были казнены во внутреннем дворе замка руками мясников. Среди всех воинов, которые в презрении повернулись к ним спиной.
И оказалось… что я могу быть милосердна. И мое милосердие будет принято тем, кто не мог бы себе его позволить. Потому-то вместо пятерых голов по засыпанному снегом двору покатилось только четыре.
Ни один из убийц не признал под пытками, что их к чему-то принудила Фрид. И сама девица, резко постаревшая за те дни, что провела в клетке, не признала — несмотря на зелья и каленое железо. И я верила ей… чувствовала, что ненависть её не привела бы к таким последствиям.
— Она виновна, — сказал Ворон накануне казней.
— В том, что привыкла считать себя твоей?
— В том, что эта привычка стала одной из причин, по которой предатели решили действовать, — мужчина давил взглядом. Наедине… это воспринималось очень остро. Но я не отступала, потому что чувствовала — так будет правильно. Угодно не только богам, но и моей собственной сути. А он продолжал, — В том, что я предложил ей уехать — сразу, как появился в замке — а она не воспользовалась возможностью. В том, что надеялась на что-то.