Столь яркая, что превращает черный круг в Ослепляющий и гладкий как зеркало щит, который выковал однажды младший из богов в своей кузнице, чтобы и в самом деле отражать нападение противника.
Я тоже в синем тонком платье — цвета теней на снегу. И немного дрожу — и от холода, и от внутренней дрожи…
Не потому, что я не заслужила.
Не потому, что я не знаю, как действовать дальше.
А потому, что моя жизнь восходит новой луной.
Та, что была дочерью короля и колдуньи — и боролась за право считаться достойным продолжением и одного, и другой. Та, что была воином, и готовилась отдать свою жизнь за спасение прочих. Та, что успела побывать рабыней, нежеланной женой, преследуемой жертвой, неуверенной в своем будущем…
Становилась королевой, способной праздновать жизнь и преображать мир вокруг. Не сразу. Не быстро. Мне понадобится огромное терпение и сила, чтобы стать частью этой природы, но именно сейчас мне подумалось, что я в самом деле этого хочу. Не из вынужденных обстоятельств.
Стать частью, чтобы стать, наконец, целостной. И принять на себя подобающую роль рядом с мужчиной, который обрел абсолютную власть в виде ответственности за людей и процветания его… моей земли.
Эгиль накидывает на меня тяжелый меховой плащь и ведет за руку к центральному столу, почти прогибающемуся под тяжестью дорогих блюд и выложенной на них еды.
На стол пока не смотрю…
Ледяной король поднимает первый кубок за свою королеву, а потом спрашивает чуть насмешливо:
— Моя корона интересует тебя будто больше, чем еда и поздравления.
— Вдруг это первый и последний случай, когда я её увижу? — не остаюсь внакладе.
Плечи его вздрагивают от смеха:
— И то верно. Спрашивай, моя королева. Я вижу такой пламень любопытства в твоих глазах, что даже твои огненные волосы меркнут по сравнению с ним.
— Это правда… что в кристаллах заключены сердца твоих врагов? — смотрю на него пытливо.
И снова усмехается.
— Так вот о чем говорят в долинах? Неужто в такие глупости можно поверить?
— Мы не глупцы! — злюсь немного.
— Ты — нет, — он смотрит как-то… по доброму даже. Но тут же мрачнеет, в одно мгновение, как может только Ворон — будто воронья тень простирается над освещенной солнцем землей, — Каждый кристалл — напоминание о тех, кто стал моими врагами.
— В прошлом или будущем? — не могу не спросить.
— Я же говорю… ты не глупа, — уходит он от ответа, и я, чувствуя, что и верно иду по тонкому льду, чуть меняю направление.
— Ты потому не взял короны побежденных?
В долинах редко создавали знаки королевской крови. Если кто побеждал другую крепость и землю, и обнаруживал там поистине драгоценный обруч, так с удовольствием носил и передавал по наследству. Как и добротный шлем убитого храброго воина. Тем удивительней мне было то, что для меня создавали мою собственную корону.