— Не хочу нарушать вашу мужскую… эээ… дружбу, но я там Марусе воды и сена принесла. Может, ты тоже своему любимому… эээ… другу предложишь? — хихикая, предложила Димке.
— Язва ты, Сашка, — обернулся друг. Я ему высунула язык.
— Ведро там, колодец во дворе. — Махнула рукой в сторону выхода.
Димка ушел с ведром и пропал. Пошла разыскивать к колодцу. И конечно нисколько не удивилась, увидев его в окружении местных красоток разных возрастов. Все они что-то ему лопотали, улыбались, помогая поднимать ведро из колодца. Пошла спасать его летуна, взяла ведро, перелила половину в принесенное Димкой и направилась в конюшню.
По дороге Димка меня нагнал, выдернул ведро и понес сам, ни слова не говоря. Я зашла за сеном. Моя Маруся почуяла меня и радостно заржала. Как мало животинке надо для счастья. Кинула сено в денник к Димкиному летуну и пошла к своей кобылке.
— Маруся, девочка моя, — пропела я ей. — Хорошая моя. Полетаем сегодня? — лошадка весело стала перебирать ножками и шевелить ушками. Огляделась в поисках седел, ну или чего они тут им на спины вешают. Ага, вон там что-то похожее виднеется. Направилась в ту сторону, куда убежал сопровождающий нас мужик. Действительно висят седла. Но любопытство погнало дальше. Вышла из конюшни, оказалась во дворе, где полно было людей. В основном мужики бегали в хламидках своих странных. Некоторые летунов в поводу держали и щеткой расчесывали. Красиво так получалось. Я засмотрелась на одного летуна. Сам огненно рыжий, а грива, хвост и крылья платиново-белые. Красотища! Не удержалась и пошла поближе смотреть.
— Bellissimo, — прошептала я. Приклеилось ко мне это словечко однажды, после того как итальянский мамин хахаль водил нас в оперу. Там все кричали после представления.
— Piace? — промурчал мне голос в ухо.
— Что? — от неожиданности развернулась на голос. И точно губами попадаю в чужие губы. Оказалось, мужик ко мне наклонился, а я с разворота точно в него вписалась.
— Ежики зеленые, — прошептала я, отступая от него. И что-то мне блек в его глазах не понравился. Спокойно обхожу его, стараясь держаться на расстоянии, и иду в сторону своей конюшни. Хватаю первое попавшее седло, захожу к Марусе. Начинаю одевать это чудо коняжьей моды на спину своей лошадки.
— Ежики зеленые, — ругаюсь сквозь зубы, потому что даже в теории представления не имею как это делается. Тут открывается дверь и заходит тот мужик с мурлыкающим голосом. Смотрит на мои мучения и спрашивает:
— Aiutare? — интонация явно вопросительная.
— Не, не, я сама. — Отказываюсь, на всякий случай еще и головой отрицательно машу.