— Что? Что случилось? — Маша вынырнула из-под руки Кости.
— Не хочу об этом говорить.
— Ну?!
Костя на мгновение замер. Взгляд его поплыл, словно он увидел что-то перед собой. То, что вызвало на его лице это болезненное выражение со смесью гадливости и ужаса.
— Не молчи! Что с тобой?
— Тяжело вспоминать… Это из-за Зины, п-понимаешь?
Маша отстранилась ещё больше, вглядываясь в лицо Цапельского. Когда Костя нервничал, он начинал немного заикаться. Маша замечала у него дефект пару раз, но лишь сейчас это по-настоящему её испугало.
— Мы к-купаться пошли, а она в-в-сплыла… А в-все думали, что у-уехала… С-страшно было…
— Ой, Костя, — Маша обхватила его за плечи, легонько потрясла, а затем прижалась щекой к груди. — Ш-ш-ш… Всё, всё… Ничего больше не говори. Это же давно было, правда? Вот и забудь… Не надо об этом думать. Смотри, я вот в этом сарафане буду, нормально? — метнулась к шкафу и вытащила хлопковый наряд в оборках. — Не слишком просто?
Костя похлопал ресницами и сфокусировал взгляд на Маше.
— Во всех ты, душечка, нарядах хороша! — уже совершенно спокойно продекламировал Костя.
— Это точно не про меня! Душечка — это твоя мама…
Костя демонстративно закатил глаза.
— Погоди, сейчас она дёрнет пару бокалов, и ты её не узнаешь. Хоть спиртное и противоречит ЗОЖ, но маман ест правильную еду исключительно из желания оставаться вечно худой и вечно молодой.
— У неё это здорово получается! Выглядит как девочка. Я даже закомплексовала, — надула губы Маша.
— Мань, я в тебе люблю каждый грамм твоего тела, — Костя приподнял Машу над полом и жарко поцеловал.
В дверь постучались.
— Костик, ты здесь? — Катя стояла в проёме и обмахивалась платком. — Машенька, если вы не против, помогите мне, пожалуйста. Такая жара сегодня, да ещё плита работает с раннего утра… Не откажите, а мне будет очень приятно. Остальные отдыхают у себя. Вот и Косте не мешало бы прилечь. Глазки уставшие. И потом, он всегда спит перед обедом, когда приезжает.
— Катя! — Щёки Кости заалели, но было заметно, как приятна ему такая забота.
Маша сдержалась, чтобы не прыснуть от смеха, но затем вежливо ответила:
— Разумеется, Катя! Я только хотела переодеться.
— Я подожду внизу. И фартук вам дам. — Катя закрыла дверь, а Маша в беззвучном хохоте несильно ударила Костю кулачком по груди.
— Цапельский, серьёзно? Будешь сейчас возлежать перед обедом? Только попробуй эти свои барские привычки в город привезти!
Вытолкав Костю за дверь, Маша быстро переоделась и спустилась вниз.
…- Этот стол стоит на веранде уже много лет, — Катя провела рукой по дубовой столешнице, покрытой лаком. — За ним такие люди сидели, что… — покачала головой. — От одних фамилий голова кружится! А ведь я их в лицо видела, разговаривала. Художники, музыканты, певцы, профессора и академики. Николай Августович Цапельский, упокой господь его душу, — Катя перекрестилась, — такой замечательный человек был! Талантливый, умный, широкой души… А какой красавец! Костик весь в него — высокий, статный… Николай Августович души в нём не чаял. Ах, какой же он был замечательный! Вся душа его в этих картинах — светлая, тонкая… Глыба, а не человек, вулкан идей…