— Кто, кто… Она и Цапельский. Старик, который. Она, Зинка, значит, прям на земле сидит. Коленки обхватила и на него смотрит. А он кисточкой водит по бумаге. Хрень эта перед ним — не помню, как называется…
— Мольберт?
— Ну наверное… — И молчат… — продолжила Роза. — Как будто никто не понимает, чего они там сидят.
— Он её рисовал?
— Да не, я специально мимо прошла, посмотрела. Окромя леса да реки, на картинке ничего не видела. Так хоть бы дёрнулась Зинка-то, когда меня увидела. Нет, даже взглядом не одарила… Ни стыда, значит, ни совести.
— Вы думаете, что они…
— Да на кой ляд он ей сдался, старик этот? Ну, — Роза сгребла зелёные ошмётки петрушки и выбросила их в ведро. — Может, конечно, думала, что он поведётся, не знаю. Только на кой ему её коленки?
— Люди ведь не только глазами любят…
Роза фыркнула и ехидно посмотрела на Машу.
— Твой-то, поди, тебя за красивые слова ценит, ага.
Маша покраснела.
— Нет, Зинка точно ненормальная была. Не тот, так другой, лишь бы захомутать…
— Вы про что?
— А… — Роза поморщилась. — Дело прошлое.
Маша опять посмотрела в окно и увидела, как мужчины, помяв в руках кепки, подхватили гроб. Какая-то старушка перекрестила дорогу и бросила у калитки еловые ветки. По спине Маши пробежал холодок.
— Молодец, Люська, — Роза скрестила руки на груди, глядя на церемонию, — можно ведь было сразу на кладбище, а он настоял, чтоб, значит, из дома понесли… Ну-ну… Теперь, глядишь, уедет.
— А может и нет, — начала Маша, но Роза вдруг засуетилась, открыла форточку.
— Борис Егорович! Вы потом ко мне зайдите!
Рука Маши дёрнулась, нож соскочил, ударив по доске. Сердце гулко застучало, дыхание сбилось.
Роза кинулась в коридор, и скоро Маша увидела её во дворе перед калиткой. Хвошня поправил заправленную под ремень рубашку, потоптался у машины. Перекинулся парой фраз с Люсьеном. Люська растерянно оглядывался, будто искал кого-то, но его окликнули, и ему пришлось лезть в машину вслед за гробом. Борис Егорович стоял на дороге, не обращая внимания на Розу, и смотрел вслед отъезжающей машине. Как только «газель» проехала несколько метров, развернулся к дому. Лицо его, грубое и, словно одеревеневшее, не изменилось, когда он увидел хозяйку дома. И лишь быстрый взгляд на окно заставил дёрнуть подбородком. Он заметил Машу.
— Вот ведь… — Маша судорожно провела рукой по бедру, но тут же вспомнила, что на ней платье Серафимы, а не джинсы, и телефон остался в доме Цапельских.
В голове Маши вдруг оказался полный сумбур. И было абсолютно непонятно что делать именно в этой ситуации. «Будь на связи» — сказал Костя. Да, милый, я помню, но я забыла…