Люська негромко свистнул из кустов, и Маша, подтянув джинсы, юркнула в садовые заросли.
— У нас беда, — она поёжилась, — Аркадий умер. Во время завтрака, у всех на виду… — голос её дрогнул. — Ужас просто. До сих пор руки трясутся.
— Эва… — Люська покачал головой. — Из-за чего?
Маша пожала плечами.
— Пришёл этот, Борис, быстро организовал всё, — Маша нахмурилась. — Теперь экспертиза будет. Как-то так…
— Понятно… Значит, вы ещё здесь задержитесь? — спросил Люська и бросил взгляд на дом.
— Думаю, да, — Маша почесала нос. — Я с Костей не говорила ещё на эту тему. — В её животе громко заурчало, и она судорожно прижала к нему руки. И ведь не скажешь, что после того, что произошло утром, ей на еду даже смотреть было страшно. — Извини… Это нервное…
— Понятно. А я щей вчера наварил, — задумчиво произнёс Люсьен. — Щавелевых. Будешь?
— Буду, — сглотнула Маша. — И хлебушка бы… А отец твой где? Не заругается?
— С николаевскими мужиками рыбачить ушёл. Ну в смысле… — он щёлкнул себя по горлу. — Вечером заявится. Идём что ли?
— Подожди… — Маша прошла чуть вперёд и, раздвинув кусты, привстала на цыпочки, увидев в окне Жоржа.
К нему подошла Дарья и толкнула изнутри раму. Закурив, облокотилась на подоконник. Жорж поморщился. Он кивал, слушая чьи-то рассуждения, но по всей видимости они ему не очень нравились. Дарье тоже — она то и дело поглядывала на Жоржа, и глаза её выражали недоумение и растерянность.
— Софья Дмитриевна, голубушка, ну ей-богу, давайте как-то урегулируем этот вопрос… Зачем же сразу говорить о банкротстве? Быть может, небольшая дотация… Костя смог бы погасить кредит… — оторвавшись от подоконника и дотронувшись до локтя Дарьи, Жорж скрылся из виду в глубине комнаты.
…Значит, это покои старшей Цапельской. И там сейчас Костя, которого обрабатывают со всех сторон ближайшие родственники. Делят шкурку мебельного производства? Бедный Аркадий, как быстро тебя вычеркнули из семейных рядов…
— Что там? — Люська полез следом за Машей. Зашуршали листья, под ногой щёлкнула ветка.
К окну подошёл Борис. Дарья тут же выбросила сигарету и посторонилась. Борис, засунув руки в карманы, стоял и слушал тех, кто находился в комнате. Застывшее лицо его было лишено каких-либо эмоций. Он смотрел прямо перед собой, но Маше сделалось не по себе. Будто он сейчас следил за ними сквозь густую листву, а они с Люськой занимались чем-то предосудительным или даже преступным. Но ведь они ничего не замышляли, просто…
«Рощина, он не видит тебя», — Маша чуть было не произнесла эту фразу вслух.
Не поворачивая головы, она ткнула куда-то кулаком за спину, попав Люське в грудь, чтобы он не лез и не шевелился. Затем сделала шаг назад, и уже поворачиваясь, успела заметить, как губы Бориса растянула задумчивая кривая улыбка.