Маша выдохнула и посмотрела с берега вниз на бегущую воду. Сейчас бы окунуться в ледяную синь и смыть события, ощущения, болезненную нерешительность и вязкую муть этого дня. Маша поискала глазами спуск. Он был дальше, метрах в ста от того места, где рисовал Люська, а много лет назад — Николай Августович. Спуск был крутой, почти отвесный — вряд ли он пользовался местными по назначению — кому взбредёт в голову, цепляясь за корни, рисковать ногами и руками.
Ей очень захотелось увидеть Костю, обнять его, но идти в дом было выше её сил. Маша села на край склона так, чтобы её ступни повисли в воздухе, а затем легла на спину, уставившись в подёрнутое облачками небо.
Надо было оставить всё в прошлом и жить, просто радуясь солнцу…
«… цветущие сады, тёплые ливни и жаркое солнце — так неспешно благоухает запахами в сочных красках лето в картинах Левитана, Пластова, Поленова, Шишкина…» — голос Фёдора Кузьмича Балясина, её учителя, немного надтреснутый, но такой плавный и успокаивающий, зазвучал в голове Маши как нельзя кстати. Его лекции в просторной и всегда прохладной мастерской, возвышенно-утончённое отношение не только к искусству, но и к тем, кто только начинал свой путь в нём, заполнили Машину жизнь, отодвинув в сторону неприятные и болезненные моменты, которые были связаны с семьёй.
«Нет, вы, конечно, можете пойти и по стопам Фрейда, согласовать ваше видение прекрасного через обнажённую натуру, но даже здесь важнее всего будет, всё-таки, психологический портрет…»
Вот и она мечтала заняться именно портретной живописью…
«…так кто, по-вашему, может назвать себя художником, друзья мои? Я вам скажу — любой, кто может что-то сказать этому миру! И не важно, что это будет — большое полотно, клочок бумаги, зарисовка, эскиз или простая салфетка! Любая из ваших работ несёт в себе ваши мысли, эмоции, идеи. И каждая из них навсегда останется с вами, как верный друг, который расскажет о вас, когда вас не будет…»
Рука непроизвольно потянулась к карману джинсов. В мозгу что-то щёлкнуло, заставив вытащить лист бумаги из кабинета Николая Августовича Цапельского.
В том, что это было письмо, Маша не сомневалась. Она расправила на коленях желтоватый листок, слежавшийся от времени на сгибах, и посмотрела по сторонам, словно кто-то мог догадаться о том, что она читает чужое послание.
«Душа моя, Радость моя, Боль моя,
Я помню всё, что было… Чувство вины теперь постоянный мой спутник. Простишь ли ты меня когда-нибудь?
Люблю»
Маша перевернула лист, но больше не нашла никаких записей.
Совершенно неожиданно подул резкий ветер. С северной стороны, словно живая, неслась тяжёлая туча. Воздух наполнился озоном, и Маша поняла, что, если она не хочет промокнуть с головы до ног, ей придётся идти в дом Цапельских. Аккуратно сложив письмо и засунув его обратно в карман, Маша ещё раз задумчиво посмотрела на бегущую под ногами воду.