Они всерьез сблизились за дни пребывания в башне Таммуза. Освободитель, зять и шурин в одном лице, орсовский царевич предстал для Салмана с неожиданной стороны, и он даже порывался приехать со временем в столицу, чтобы просить у брата генеральский чин для молодого, но такого достойного родственника. Хватит уже подозревать его во всех бедах!
Теперь бы Салман и рад был поверить в полную непричастность Таммуза к потерям семьи Салин, да только едва ли понимал, что происходит вокруг.
— Брат? — снова позвал Таммуз, напоминая о себе.
— Мы скоро прибудем, — ответила Танира, взяв молодого царя за руку.
— Мы с Майей будем вас ждать, государь, — а потом вдруг опомнился и повторно поклонился — сестре. — Государыня.
Танира вздрогнула, даже не понимая, что обратились к ней.
Таммуз выехал в Шамши-Аддад стремительно, хмурый, собранный, сосредоточенный. И хотя в душе его по-настоящему разгулялся демон расправы и торжества, он действительно был озадачен: раз Змей сделал, что обещал, пришел его, Таммуза, час искать для наемника оплату.
* * *
Едва за Бансабирой закрылись ворота, Иттаю обуяла жажда деятельности. Пользуясь теплым временем года, танин каждодневно наряжалась, прихорашивалась, ловила взглядом Гистаспа в любой толпе, за любым занятием. При первой же возможности настаивала на прогулках. Если Гистасп отказывал — на тренировках, в конце концов, это его обязанность, обиженно декламировала госпожа танской крови по слогам. Вообще-то, напоминал генерал, с недавних пор это поручено Шухрану. Но когда его нет, спорила девушка, ответственность за подготовку кузин тану Яввуз возвращается на плечи альбиноса.
Гистасп, соглашаясь, кивал, понимая, что не отвертеться от девицы никак, и всегда, когда ей так или иначе удавалось завладеть его вниманием, держался учтиво, добродушно, каким большинство и знало командующего Гистаспа, но заметно отстраненно.
Он говорил, что вся причина в том, что он не может позволить себе и намеком на недостойное поведение очернить её светлое имя. Поэтому он абсолютно всегда был вежлив и покладист, улыбался с воодушевлением в глазах, но почти бесцветный пигмент зрачка существенно скрадывал эффект, который генерал нарочито старался создать.
В душе Гистасп был натуральным образом растерян. Наблюдая за невестой, он то и дело норовился ущипнуть себя за бедро или предплечье, чтобы удостовериться, что не спит, и происходящее и впрямь реально. Иттая пыталась поймать его ладонь, когда они шли рядом, случайно завалиться ему на грудь, якобы навернувшись на тренировке, и даже украдкой обнять за шею. В конце концов, не маленький же он! Разумеется, даже она знает, что генерал не так уж редко проводит ночи в городских трактирах по известному поводу. Так что должен же сообразить, чего Иттая добивается!