В один из последних дней в лесу Иввани, пискнув, бросилась к Бану, схватив сестру за руку, и молча указала пальцем куда-то в чащу. Там горели желтые глаза — не два или четыре, а десятки. Вопреки собственному ужасу, Иввани увидела, как сестра улыбнулась и, приобняв сестру, чмокнула в волосы.
— Ребят, — спокойно позвала танша.
Пара десятков бравых бойцов поднялись с мест и, выстроившись в ряд, посмотрели вглубь леса. Волки немного приблизились, стали видны: рычащие в предостережении, оголяющие клыки.
— Иввани, — шепнула Бану, — вспомни наши сказания. Волки не обладают нюхом собак или зрением орлов. Их ведет интуиция и чужой страх. Не трясись, их это злит и заводит.
На Иввани нравоучение нимало не подействовало. Она шумно сглотнула, прячась за сестру. Бансабира уверено положила ладонь на меч, но больше не предпринимала мер. Иввани оглянулась: все танские бойцы замерли в схожей позе.
— Волк — умный зверь. Их стая и нас — стая. Они не кинутся. Они просто хотят, чтобы мы убрались, — прокомментировал Шухран.
Иввани не слышала. Ей вообще казалось диким, что в подобной ситуации кто-то может так спокойно о чем-то болтать. Северяне, меж тем, встали кругом, так что Иввани оказалась спрятанной от волков. Тогда из леса, мягко ступая, вышел вперед вожак. Сделал всего несколько шагов, скалясь. Северяне держались собрано, готовые к атаке в любой момент, но невозмутимо. Кто-то, у кого был под рукой арбалет, наскоро заложил болт, но не стрелял. Тогда вожак еще раз надсадно рыкнул и попятился.
Стая растворилась в чаще также незаметно, как возникла. Иввани непроизвольно затряслась.
К ужину следующего дня Раду играючи завалил лань и теперь тащил её, закинув через плечо.
Иввани смотрела на весь этот мир в необъятном ужасе немого восторга. Ореховые глазенки блестели огнем, щечки алели от ежечасных открытий в, казалось бы, унылом, однообразном времяпрепровождении в лесу.
На Раду Иввани теперь смотрела вовсе с какой-то долей богобоязненности. И когда громадина с легкостью бросил молодую олениху на землю, непроизвольно вздрогнула.
— Сегодня на ужин будет великолепное жаркое, — предвкушая, посмаковал мужчина. Иввани перевела тревожный взгляд с Раду на убитую лань у сапог телохранителя, залитых её же кровью.
Бансабира временами поглядывала на сестру. Иввани всерьез старалась все схватывать, учиться, казаться взрослой. Но, как ни посмотри, она была просто девочкой, чуть более повзрослевшей, но такой же чистой и невинной, как все предыдущие годы жизни. И обращались с ней в этом походе соответственно: снисходительно, но властно.