— Давай.
— Давай.
— Аккуратненько там.
— Не ходи в вагон-ресторан. Там на тебе чекає небезпека.
— Пошути, пошути.
Мы обнялись, похлопали друг друга по спинам. Поток людей обтекал нас, равнодушно окидывая взглядами трех вооруженных людей рядом с грязной белой машиной.
— Погнал.
— Давай. Жене напиши.
— Напишу, как отъедем. Шоб не сглазить. Вы тут не стойте, уезжайте сразу.
— Понял-принял.
Командир поднял коробку, повернулся и быстрым шагом пошел к составу.
— Вася! — окликнул я его.
— Шо?
— «Пээм»!
— Мля. — Вася вернулся, отстегнул кобуру и сунул мне в руки.
— Может, не поедешь? Как мы тут без тебя? Сирые, убогие, войну проиграем, майно растеряем, зброю пропьем…
— И не кажи. Пока.
— Пока.
Я сел в машину, проводил взглядом ротного и сунул в рот сигарету. Курить в своей машине Вася не разрешал, и это, кажись, была единственная машина на всю линию фронта, в которой нельзя было курить. Поэтому я тут же закурил. Пыхнул дымом в потолок, наклонился и сплюнул вязкую горькую слюну.
Было в этих провожаниях по поезд что-то… что-то странное. Как будто сам немного в отпуске. Мне нравилось возить людей на поезд, нравилось встречать — кусочек меня тоже уезжал на Большую Землю, домой, к жене, к малышу, к маме с папой, в тепло, в свет, в тыл, в прежнюю жизнь. Тогда я еще не понимал, что жизнь никогда не станет такой, как была, что я изменюсь так же, как менялись все вокруг меня, что наши осколки странной войны, такие мелкие в ежедневном течении жизни, но навсегда поцарапавшие нас — глубоко, до крови, до мяса, до костей, сменившие направление нашей жизни, а у многих — окончившие ее навсегда, эти осколки никуда не исчезнут.
Я выкинул окурок на асфальт и завел машину. Федя втиснулся на переднее сиденье и снова поставил автомат между ног. Поезд тронулся, опять застучал, уходя на северо-запад, а мы оставались тут, дальше, надолго… иногда казалось, что навсегда.
… Машины ВСПшников уже не было. Господи, благослови супермаркеты, работающие после заката, парковки перед ними, тележки и деньги, за которые можно купить нормальную еду.
— А автомат? — спросил Федя, стаскивая броник. Идти в магазин в бронике почему-то считалось «моветоном».
— С собой бери, — я махнул рукой и захлопнул дверку.
— Приказ был, по Вахе с оружием нельзя.
— Приказ был, а автомат в машине оставлять не будем. Це порушення Статуту, — важно сказал я, напрочь проигнорировав «ГПшку», лежавшую на полу возле заднего сиденья.
— Додолбутся ВСПшники.
— Разберемся. Мы и так нарушили.
— Шо нарушили?
— Вечерний выезд. Комбату Вася говорил, шо на поезд я отвезу, но отот пропуск, карточку с полосочками, мы ж со штаба не забрали.