— Ты пробовал «Урал» водить? Если я разгонюсь, то найдешь меня в карьере, в нижний поворот я просто не зайду. Это тебе не на «лендике» или «волыньке» прыгать.
— И шо предлагаешь?
— Ночью спущу машину, утром пешком пойдем. Пацаны напилят за день и погрузят. По ночи — подымусь.
— Не сци, — ворчит подошедший Механ. — То давай я зара з’їду, як ти не можеш.
— Я могу, — терпеливо повторяет Дизель. — Если втулят, то хер с тобой, Мартин спишет. Мне машину жалко.
— Даааа, — говорю я. — Военное братство, вся фигня.
— Тоді літом, шє на «Зєльонкє», як наші поїхали на дамбу та їх попали, то воділу списували, три дня та все оформили. А ЗіЛа досі списують.
— Это потому, что это был самый большой ЗиЛ в Збройних Силах, — говорю я. — Девяносто одна кровать списана, между прочим. То есть, пока не списана. Служебка до сих пор идет.
— Откуда у нас кровати?
— У бата не было ППД. Поэтому в АТО мы получили кровати и матрасы. Кровати пали… ну допустим в ЗиЛе. А матрасы я до сих пор списываю.
— Пісака, — презрительно роняет подошедший Президент. От же ж язва.
— Меняемся?
У нас — очередная проблема с деревом. Перекрытие наших «бунгало» стопорится из-за отсутствия бревен, но мы же — лесные эльфы, нам везет: между нами и шестой ротой — здоровенный шмат акациевой посадки. Вот он, перейди наш террикон, стань на северный край — и под ногами, метрах в пятнадцати внизу, море… ну, не море, но хороший кусок еще голого леса. Высаженного после большой войны и сжигаемого нашей войной. Проблема в том, что дорога от нас равномерно спускается в сторону сепаров, и эти четыреста или пятьсот метров военный грузовик не пролетит так, как пролетает их коммандер на «лендике» или я на «Лягухе»… аааа, черт. Нема вже бусика, стоит перекошенным. Ехать «Уралом» реально стремно — «зушка» может пасти дорогу и разобрать наш «Урал» так, как недавно Костя Викинг разобрал сепарский КАМАЗ из точно такой же двустволки. Ну ладно, у Кости более-менее прямые руки, а сепары уверенно мажут по вертикали, но рано или поздно они же ж пристреляются…
Дизель — водитель и глас разума. Механ — после отъезда Санчо старший водитель, и гласом разума там и не пахнет. Президент — за любой кипиш, кроме голодовки и копания. Лому пофигу, что и где пилить, лишь бы его «Штиль» ненаглядный не трогали. Коммандер до сих пор где-то на «Альфе». Мастер молчит и курит, опершись о лопату. Ваханыч копает и грозится, что сегодня к вечеру блиндаж будет откопан, если Мастер начнет наконец-то копать, а не курить, опершись о лопату. Двое новеньких, маленький бородатый Андреич и высокий толстый Михалыч, мнутся неподалеку.