— Не валяй дурака, Алёшина, — бескомпромиссно отрезает вампир, стягивая тяжёлую водолазку. — От тебя разит болью. Ты ранена, и мне необходимо тебя осмотреть.
Сквозь завесу пара, вижу его насмешливое лицо, спокойное, немного усталое.
Чёрт! А ведь, действительно, больно. Следы папочкиных воспитательных методов жгло так, будто бы я выкупалась в кислоте.
Боюсь, что Хальвар тоже начнёт раздеваться, но нет, вампир этого не делает, оставаясь в своих лёгких брюках и рубашке.
— Нет, мне не жарко, — отвечает Хальвар на незаданный мною вопрос. — Мы умеем управлять температурой своего тела.
— А зачем зимой в пальто ходите? — спрашиваю, чтобы хоть как-то справиться со смущением. Нужны слова, много— много разных слов, иначе просто сойду с ума от стыда и вины, утону, как чуть не утонула в том болоте. Властитель вселенной, что скажет на это отец?
— Наш папочка читать мысли не умеет, — напоминает разумная гиена. — И сможет узнать только то, что ты ему расскажешь.
— Только среди вас, — отвечает вампир, ставя на небольшой столик огромный таз с водой и вручая мне ковш. — На своей же половине, мы вполне обходимся без зимней одежды. В ней, знаешь ли, летать неудобно.
Обнажённая, красная, словно кусок мяса, я спешу повернуться к преподавателю спиной, и это оказывается моей ошибкой. А спина пульсирует, сильнее, чем это было вчера и позавчера.
— Только не говори, Кристина, что ты хотела поиграть с котом, а он, бессовестный, тебя расцарапал, — резко пресекает любые оправдания Хальвар.
— Прошу вас, оставьте меня. Я сама, — едва справляясь со слезами в голосе, лепечу, понимая, насколько это жалко выглядит.
— Ну, уж нет, Алёшина, — зловеще шипит вампир, словно затухающие угли костра. — Тебя оставлять очень опасно, для тебя же самой.
И тут же без всякого перехода, властно и жёстко:
— Это сделал твой отец?
Реву, без всякой мысли о стеснении, уже не заботясь о том, как я выгляжу в глазах преподавателя. Голая, раздавленная, разоблачённая.
— Ложись! — командует вампир, указывая на стол, отодвигая таз. — В раны попала грязь, нужно промыть.
Моё тело продолжает вздрагивать от рыданий, пока губка скользит по коже, смывая кровь, из лопнувших болячек и налипшую болотную жижу. Запах дерева, сухой травы и мыла, нежные прикосновения горячих рук к моей коже, тихая монотонная песня огненного мага постепенно погружают в полудрёму, когда слышишь, ощущаешь, и, даже, видишь, но уже толком не понимаешь, что происходит, когда все тревоги отступают и кажутся неважными и далёкими. Вампир бормочет о том, что и маги земли, порой, могут приносить пользу, и наносит на раны прохладную мазь с густым запахом мяты. Аромат стойко зависает в воздухе, и уже начинает казаться, что это пар так пахнет, свежо и головокружительно.