— И ребёнок живёт там, оторванным от мира, не зная родителей, не учась в школе? Это жестоко!
Мне стало невыносимо жаль гипотетического маленького вампира, жизнь которого превращена в унылую чреду дней, проводимых в молитвах, работе и тоске по родным.
— Ты, девочка, судишь о мире со своей человеческой колокольни, — проговорил вампир, поднимая с земли корзины, доверху наполненные фруктами, алыми, как густые капли крови. Корзинки в руках вампира казались крошечными, игрушечными.
— Храм— это не монастырь, как ты себе представила, там нет ни жёстких запретов, нет работы от рассвета до заката, нет мрачных одежд. Никто не требует от жреца смирения и покорности. Храм— это место магической силы, её средоточие. Туда приходят за исцелением, за лёгкой смертью, за именем в день совершеннолетия, за советом и за тем, чтобы соединить ауры. Жрец купается в этой силе, питается ею, чувствует себя всемогущим, перед ним открыт весь мир и суть всех вещей. Он, почти бессмертен, он говорит с богами.
— Всё равно, — не желала сдаваться я. — Как можно прожить без любви, без постоянного достижения каких-то целей, без друзей и знакомых? Нет, Хальвар, мне жрецы кажутся несчастными.
— Они — почти стихия. Разве воде, огню или ветру нужна карьера и, какие-то социальные связи?
Мне хотелось растянуть этот замечательный день, запечатлеть в памяти, законсервировать. Чтобы потом, в минуты тоски и отчаяния, открывать заветную баночку и пить маленькими глоточками это солнце, эту белозубую, весёлую, мальчишескую улыбку, вдыхать густой аромат яблок, ветра и травы. Я из за всех сил старалась наслаждаться и этим пронзительно— голубым небом, и позолоченными верхушками деревьев, и близостью Хальвара, здесь и сейчас, не думая о том, что будет завтра, не думая о возвращении домой. Но мысль о скорой встрече с отцом, стыд от того, что я делаю нечто неправильное, неприличное, что молодые студентки в гостях у преподавателя— мужчины — это пошло и грязно, продолжала маячить позади сознания бурым пятном. И с каждой минутой уходящего дня, оно становилось всё шире. И было обидно, до слёз, за себя, за свою идиотскую тревогу, за то, что дурацкими мыслями я порчу себе выходные.
— Ничего не бойся, — шепнул мне вампир, когда мы поднимались в лифте на мой этаж. — Я сам поговорю с твоим отцом.
И я тут же поверила ему. Когтистая лапа страха, сжимающая мои внутренности, отпустила. На меня снизошло спокойствие, умиротворение. Да и как можно чего-то бояться, когда рядом он — мой Хальвар?
— Солнечного дня тебе, Юрий, — проговорил вампир, входя в квартиру, демонстративно морщась. — Мне необходимо поговорить с тобой.