Вытащил из кармана футляр с кольцом, отбросил его подальше, устало опустился на пол. И зачем-то методично стал стирать все голосовые сообщения, смски и звонки. Не просматривая, не читая, не боясь пропустить что-то важное. Самое важное, пожалуй, он уже сегодня узнал. А теперь чем он занимается, вместо того чтобы уронить звенящую голову на подушку. И кто б ему объяснил, на кой черт ему необходимо это времяпрепровождение.
Уничтожить первое голосовое сообщение – оно пришло как раз в то время, когда он был в магазине. Решительно. Безжалостно. С трудом протолкнуть воздух в легкие. А потом стало легче. Пришла какая-то отчаянная злость. Веселье даже. Еще одно. Еще. Вот так – с улыбкой. Над последним рука все-таки дрогнула. В этот момент он подъезжал к ее университету, преисполненный самых радужных надежд. Дурак. Жалкий дурак. Удалить! Но пальцы скользнули по экрану.
«Вот странно, - раздался ее голос, усталый и измученный. – У меня есть твой настоящий номер. Ничего вроде бы не перепутано. Я звоню тебе. Сто пятьсотый раз. А результат один и тот же. Абонент не берет трубку. Решительно. Как и пять лет назад. Достучаться до тебя я не могу. Снова…»
Он как завороженный слушал ее. Потом покачал головой и решительно нажал на удалить.
«Беременна. Снова…» - донеслось до него.
- Что? Стой-стой-стой!
«Вы действительно желаете удалить сообщение?»
- Нет. Нет…
Он осторожно, задрожавшими пальцами нажал на «отменить». И включил запись.
«На двадцать первый день, как по часам, дикий токсикоз. Ты знаешь, меня даже не тошнит. У меня все кружится и кружится. Глаза закрыть невозможно же. Я вот все время путаю: «Все красное и зеленое и кружится, и кружится, и кружится» - это откуда? Из Фрая или Хроник Амбера? Кто там со сфинксом разговаривал. И надо было загадку загадать, чтобы сфинкс ответа не знал. Так вот то было лягушка в кухонном комбайне. Вот я себя ей и ощущаю… Почему же ты не берешь трубку. И именно сегодня? Та же самая ситуация. Странно. И… Да почему?!»
На записи хлопнула дверь, Лева вздрогнул.
«Ирина Ильинична, - раздался голос, который музыкант ненавидел. – Как вы? Что ж вы сразу не сказали, что настолько плохо?»
«Думала, отработаю номер. Я же обещала, Станислав Витальевич. И… ко мне из Москвы приедут, помочь…»
Он расслышал в ее голосе нежность. Все равно. Несмотря на то, что ей было плохо и она явно на него злилась… Нежность.
А он…
«Поехали потихоньку, я договорился с врачами. Примут. Нас в больнице ждут уже», - снова голос ее начальника.
Зажмурился. И просто изошелся от ненависти к себе. Кольцо он носился, покупал. А просто подойти, спросить – что случилось. Что? Не вариант?