Войны Эли-Борга, заметив приближение лиори, вставали на ее защиту, отдавая последние капли сил за возможность сохранить жизнь единственной законной правительнице риората. Альвия запретила себе чувствовать и сожалеть. Ей нужно было вырваться из бесконечной череды окровавленных искалеченных тел, чтобы скрыться в стенах пограничной крепости и созвать помощь. И уже потом она будет думать о воздаянии за предательство и вероломство, а пока же нужно было пробиваться к лошадям, метавшимся за пределами людской драки.
Вновь и вновь стрелы невидимого лучника разили защитников Перворожденной, и вскоре она уже до зубовного скрежета мечтала увидеть его лицо и вырвать глаза меткому стрелку собственными пальцами. Но лучник засел на одном из деревьев, отстреливая каждого, кто пытался закрыть собой лиори. Впрочем, саму Альвию стрелок так и не трогал, словно у него не было цели убить ее.
— Госпожа!
Чей-то вскрик заставил лиори обернуться, и она успела вскинуть меч, встречая незнакомого воина. Схватка была короткой. Альвия оказалась слишком зла, чтобы ввязываться в долгую драку. Она ударила ногой в пах воина и, как только он согнулся, нанесла сверху колющий удар в шею. Вытащила меч, крутанулась на пятках, оценивая, сколько противников окружает ее, и, выбив ногой меч из руки мертвеца, перехватила свободной рукой и все-таки вступила в схватку.
— Воины Эли-Борга! — выкрикнула лиори. — Ко мне!
— Я здесь, госпожа, — прохрипел один из боржцев, вставая рядом с ней.
— Риор Дин-Торварс с вами, госпожа, — отозвался еще один.
— Ратник Стевар с вами, лиори.
— Слуга Лайс, Перворожденная…
Они спешили на призыв, пробивались к своей госпоже, чтобы встать рядом с ней, принять бой и умереть, не опозорив себя трусостью и изменой. Сыны Эли-Борга гибли не во славу риората, они падали один за одним, сраженные ложью, предательством и вероломством. Сколько их осталось? Не знали ни боржцы, ни их лиори, но это знание было лишним. Сейчас, стоя у последней черты, залитые своей и чужой кровью, воины Эли-Борга принимали смерть за честь, совесть и собственную правду. И рядом с ними сражалась их госпожа, уже не желавшая прятаться за спины своих защитников.
«Величайшая честь для воина — это умереть, глядя в глаза Смерти. Не смей отворачиваться. Не смей закрывать глаз. Не смей молить о пощаде. Боль коротка, жизнь быстротечна. Итог един для всех. Все мы однажды будем смешаны с грязью, и плоть нашу пожрут мерзкие черви.
Не держись за тлен, это удел труса. Всё имеет свой конец, вечна только слава. О героях слагают легенды и песни, о трусах забывают, как только плюнут на их поганые кости. Понимаешь, дочь?».