До сознания подобных людей достучаться нереально. Они действительно из другого мира. Им плевать на других. Они делают только то, что хотят и что привыкли делать. Другая форма существования для них неизвестна. Чужда и чужеродна, как, скажем, для человека жизнь под водой. И Маннерс не был исключением из правил. Скорее даже наоборот. Он был воплощением того мира и тех людей, неотъемлемой частью которых и являлся по праву своего исключительного рождения. Казалось, он и смотрел на меня, как на какую-то забавную игрушку или зверушку, которая заинтересовала его вдруг ни с того ни с сего, и теперь он не упускал ни единой свободной минуты, чтобы не наиграться ею вдоволь.
Поэтому я и не хотела оставаться здесь надолго рядом с ним. Поэтому и боялась каждого с ним контакта, как смертельного погружения в ванную с кислотой. Погружения в него самого. Сводящих с ума соприкосновений с его близостью, с ним. С его тьмой. С его бездной… Так как знала, чем это может для меня закончится, впрочем, как и для любой подобной мне дурочки. Но, хуже всего… Он это тоже прекрасно знал. И, видимо, поэтому и не останавливался. Возвращался ко мне каждую свободную от важных дел минуту, чтобы снова это делать… Снова и снова доводить меня до сумасшествия, прощупывая границы моих возможностей и сытясь моей на него реакцией, как самым убойным наркотиком.
— Расскажи мне что-нибудь о себе. Что-нибудь особенное. Что ещё никому и никогда не рассказывала, и о чём никто, кроме тебя не знает…
Кажется, это было где-то на вторые сутки, ближе к вечеру. Хотя, по ощущениям для меня прошло, как минимум неделя, а то и целая вечность. Поскольку восприятие пространства и времени настолько изменились, что я даже себя уже чувствовала, как нечто мне неведомое, чуждое и практически уже отдельное от Анны Лорел Брайт. То ли одна физическая оболочка, наполненная непонятно чем, то ли только что очнувшаяся из глубокой комы неизвестная мне девушка… Или известная. Вернее, та, кого я сама когда-то очень и очень давно загнала в эту кому…
При других обстоятельствах и рядом с другим человеком я бы наверное запаниковала сразу. Но только не возле Маннерса, не под его ласковой рукой, которой он сейчас очень и очень нежно поглаживал моё лицо, а перед этим вытянул из моих ушей вкладыши от беспроводных наушников. А за пару часов до этого разрешил мне посмотреть какой-то старый фильм по местному кабельному каналу, пока переписывался с кем-то после плотного обеда в интернете, усевшись в малой гостиной на секционном светло-сером диване, а меня, соответственно, усадив на толстый ворсовой палас у своих ног. Более того, он даже позволил мне надеть одну из своих белых (и, видимо, «устаревших») рубашек. Правда, на голое тело, но уже хоть что-то. А ведь я ещё не так давно и не на шутку переживала о том, что он заставит меня всё это время разгуливать по номеру в чём мать родила.