Как же можно смириться, когда близкий человек неизлечимо болен? Как смотреть ему в глаза? И до последней минуты сохранять бодрость духа, чтобы не омрачить как песок утекающее сквозь пальцы время? Как продолжать внушать надежду, если у тебя самой ее уже почти не осталось? Где взять силы?..
Омела смотрела на святое распятье и старалась сдерживать слезы. Тот, кого распяли, смирился со своей участью. Не боролся, не спорил, не осуждал. Просто нес свой крест так, как того требовали обстоятельства. Как и она. Из последних оставшихся сил. Но должна ли она учиться такому смирению? Или чему-то еще?..
Нужно помолиться. Попросить. А она даже не представляет, как это делать. Никто не учил. Не требовалось раньше. Всегда полагалась на науку, на здравый смысл. И верила в одно — безвыходных ситуаций не бывает. А теперь…
Нельзя сказать, что девушка была атеисткой — крестик ей все же кто-то когда-то надел. Но разве молитва поможет? В конце концов, неужели Бог сам не видит, что им нужна помощь? Так зачем понадобилось ее обращение к небесам? А если там, наверху, все давным-давно решено? И ничего нельзя уже изменить… Или все же можно?..
Сложив три пальца, поднесла руку ко лбу…
Резко захлопнувшаяся от сквозняка дверь заставила оглянуться. В часовне по-прежнему никого не было. Часть свечей задуло. От фитилей заструился кривоватый серый дымок, как-то неприятно пахнув на Омелу.
Нет. Стоп. Не надо.
Вдруг откуда-то явилось четкое осознание, что она справится с ситуацией. Не знает, как, но справится. Брат выживет. И совсем не пора теперь опускать руки. Только не сейчас! Когда он больше всего нуждается в ней.
Девушка развернулась и, нервно вытирая слезы, покинула часовню.
К черту смирение! Она будет бороться за жизнь брата! И победит! Чего бы это ей ни стоило!
Выход есть. Его только нужно найти…
Омела спешила домой. Мысли путались, и девушка совершенно не представляла, что будет делать. То останавливалась, почему-то оглядываясь по сторонам, то принималась бежать, зажмуриваясь. Что-то непонятное творилось с ней, но разбираться не было сил. Она лишь отдавалась инстинктам, как сумасшедшая, как загнанная в угол беглянка…
Холодный осенний ветер хватал за пальто, разматывал шарф, проникал под кожу, в самое сердце, где трепетала и билась, словно раненая птица в клетке, душа.
Омела шла по дорожке, иногда хватаясь рукой за забор. Воздуха по-прежнему не хватало, и девушка изредка останавливалась и, опираясь на металлические витиеватые прутья, поднимала лицо к небу. А что там, она не знала. Просто, наверное, так принято было, заведено.