Уроки еще не начались, но сегодня я пришла пораньше, чтобы отработать позавчерашний пропуск в музыкальной. Бабушка настояла.
Лицо уборщицы, что открыла вчера засов надо было видеть. И когда я, алея, как маков цвет, добежала до раздевалки, то увидела, что бабушка стоит вместе с охранником и участковым, и обшаривает мой рюкзак.
- Ба! – В моей груди все похолодело от страха.
Я не ночевала дома. Меня не было всю ночь. Что она пережила, когда поняла, что я не вернусь домой?
Она резко развернуулась на мой голос, абсолютно изможденная, ошпарив меня своей болью голубых глаз. Волосы непривычно растрепаны, складки на лице пролегли глубже.
Словно не веря, бабушка сделала ко мне шаг и мучительно медленно оглядела с ног до головы. А потом жгучая пощечина отрезвила меня от моего дурного приключения, и я стыдливо прижала руку к опаленной щеке.
- Домой. Быстро, - отчеканила она, впервые в жизни заставляя меня прогуливать занятия. – И сними ЭТО немедленно!
Она брезгливо кивнула на мои капроновые колготки и, развернувшись, вышла из раздевалки.
Охранник и участковый так и остались стоять, открыв рты, пока я, схватив рюкзак и вещи бросилась на выход. В ближайшем туалете переодела колготки, предусмотрительно выбросив капронки в урну, и выскочила к главному выходу. Бабушка стояла на ступенях, и, едва заметив меня краем глаза, двинулась вперед. Я виновато засеменила за ней.
- Я нечаянно оказалась закрыта в подсобке, ба. Прости. Телефон остался в рюкзаке. У меня была отработка…
- Кто-то тебя закрыл? Над тобой издеваются?
- Да нет же, просто засов упал, пока я складывала ведро и швабру. Я правду говорю.
- Полина, я тебя не узнаю. Какие могут быть отработки?! Ты круглая отличница, скромная тихая девочка! Что с тобой происходит?! – Отчитывала меня бабушка, пока я понуро плелась за ее размашистым шагом.
- Прости.
Дома она мне, конечно, устроила уже более подробный допрос со скандалом, и мне пришлось рассказать ей про Громова. Не все, конечно, а лишь то, что отрабатывали мы вместе. Не хватало чтобы она еще пришла в школу разбираться с ним, как будто я в первом классе.
Только вечером она сменила гнев на милость, но сказала, что договорилась со школой, и рано утром мне нужно отправиться туда и отыграть на органе положенные два часа. Я не посмела ослушаться.
Чтобы в шесть утра быть в школе, встать пришлось в пять, и, видимо поэтому теперь я сидела за инструментом, как глушенная рыба, почти не соображая где я, и что я такое.
Теперь я боялась смотреть Громову в глаза, после нашего горячего поцелуя, глаза в глаза, галстук, намотанный на кулак… О Боже… Поэтому небольшая передышка в виде отвлекающего музыкального маневра была сейчас, как никогда, кстати. Только отвлекаться не очень удавалось, и два часа я занималась музыкой механически, на автомате.