- Т-ты… Ты видела? – я снова задрожала от непрошенных слез, почувствовав комок в горле. – Этот дьявол снова издевался надо мной. Как будто на прошлой неделе ему было мало. 
 Кристина вздохнула. 
- Он, конечно, придурок полный, хоть и симпатичный, - с сожалением произнесла подруга, присаживаясь рядом на бархатную скамейку. – Но не на столько уж все и плохо.
- Не на столько? – поразилась я. – А когда будет достаточно? Надо мной смеется вся школа! Я стала изгоем. И всего за каких-то три месяца! 
 Кристина отвела глаза, не опровергая констатацию факта. 
- Просто забей, рано или поздно его выходки дойдут до директора, и его вышвырнут с позорным треском. 
- Ага, - сильно сомневаясь, ответила я. – Пока что позорный треск – это вечно сопровождающая МЕНЯ музыка. 
 Только что он прилюдно меня унизил, снова втоптал  грязь. 
- Полин, а что он там говорил про твой грязный секрет? – с любопытством спросила Крис. – Что случилось в летнем лагере? 
 От ее вопроса я вся похолодела и резко встала, закрывая крышки мануалов.  
- Ничего, он все выдумал. 
 Она разочарованно смотрела на меня, видимо ожидая лихо закрученную историю, но я не собиралась об этом даже вспоминать, не то чтобы рассказывать своей весьма болтливой подруге. 
- Пойдем, у нас сейчас церковное пение, - позвала я ее, и Кристина скривилась. 
- Блин, засыпаю я на этом уроке, - протянула она, отряхивая невидимые пылинки с юбки. – Такая нудятина. 
- Нельзя так говорить, - укоризненно посмотрела на подругу, но она лишь закатила глаза на мое замечание. 
 Я шла по коридору, прячась за Кристиной, но зная, что встреча с НИМ все равно неизбежна. Он в моем классе, никуда мне от него не спрятаться.  
 Ненавижу его! Может если буду чаще молиться, его правда отсюда выгонят? 
 Церковное пение проходило не в классе, как обычные уроки, а в церкви. Меня часто просили аккомпанировать хору и сыграть на главном органе нашей школы, и раньше я делала это с удовольствием, потому что петь в хоре, тянуть голос в высоких нотах у меня не получалось. Тем более, что в церкви не было видно самого играющего, только сам инструмент, что возвышался горделиво под высокими сводами церкви. 
 Но при нем мне не хотелось играть, потому что пальцы предательски дрожали, и я постоянно оглядывалась, сбиваясь и фальшивя нотами.  
 Сейчас я бы предпочла встать за его спиной, в самом дальнем ряду и тихо открывать рот, делая вид, что пою. 
 Мое желание практически сбылось, только вот поставили меня не в последний ряд, а в силу небольшого роста в первый, прямо перед ним. Это будут чудовищные пятьдесят минут!