Бесцеремонно сую ему заказ, а сатана проверяет попкорн, и удовлетворенно кивая, как ни в чем не бывало выдает новый заказ.
- Про колу забыл сказать.
Искусственно улыбаясь ему во все тридцать два, пихаю в его руку предупредительно приобретенный стакан с напитком, искренне наслаждаясь его небольшим замешательством. Недовольно посмотрев на меня, исчадие ада все же замолкает, и я с облегчением сажусь в кресло, не забывая коситься на невыносимого соседа. Он тут же это подмечает.
- Расслабься, секретарь. На сегодня отбой, - и закидывает в рот горсть попкорна.
Придурок.
Я действительно пытаюсь расслабиться, и, когда это мне почти удалось, на экран лезут сцены, в ходе которых понимаю, что меня притащили на ужастик. И если бы это была кровавая резня, было бы не так страшно. Но нет, это был ужастик с привидениями, проклятым домом и прочей прилагаемой атрибутикой.
Незаметно оглядываюсь: слева никого, справа – мой личный дьявол. Попала, как говорится. Половину фильма сижу ни жива, ни мертва, закрываю глаза, где нужно, вздрагивая и чуть ли не подпрыгивая. Побелевшие пальцы сжали подлокотники так сильно, что отдирать их придется вместе с обивкой. Попкорн, естественно, не лезет.
Фильм назывался «Кладбище домашних животных». Жуть полнейшая. Стивена Кинга уважаю заочно, но никогда не читала, потому что до хрипоты боюсь ужастиков. И тот, кто снимал, знал как поиграть на моих обезумевших нервах. На середине фильма я украдкой вытираю пот со лба, но жест не остался незамеченным.
Увидев мои метания, Захар вдруг делает жест доброй воли и откидывается на общий подлокотник, согнув руку в локте, и сев ко мне еще ближе.
- Держись за мою руку, - отрывисто бросил он, не отрываясь от экрана.
Смотрю на его крепкую фигуру под темной толстовкой, и рвусь на части от дилеммы послать его куда подальше или вцепиться мертвой хваткой в пусть не очень дружеское, но все-таки знакомое плечо. Сижу и размышляю еще две минуты, пока главный герой не поперся в лес. Композитор нагнетал обстановку своей музыкой, и, не выдержав, я аккуратно обхватила его руку выше локтя, мысленно занимаясь самобичеванием на тему своей гордости. Мышцы под моей ладонью напряглись, но он никак не отреагировал на мою капитуляцию, продолжая пялиться в экран. И это хорошо, потому что мое покрасневшее лицо вызовет у него только осточертевшую до боли ухмылку.
На некоторых сценах я сама не замечала, как впивалась ногтями в руку Захара, вспоминая об этом только после того, как пальцы затекали.
- Извини, - еле слышно бормотала я, убирая руку, он косился на меня, но ничего не отвечал. А через минуту на экране творилась жесть, и я снова кидалась на его спасительное плечо.