Сетрой сидел напротив Софии за столом в её хижине на отшибе. Они пили травяной чай и разговаривали. Им было о чём перекинуться — всё-таки коллеги. Их беседа лилась неторопливо и спокойно. Со стороны могло показаться, что общаются давние друзья. Но на самом деле они были врагами. Вернее, не врагами, нет. Вражды, как таковой не существовало. Они просто являлись антагонистами. По-разному смотрели на мир. Хотя Сетрой был уверен, они две стороны одной медали. Они, по сути, служат одной цели. Но у Софии на этот счёт было другое мнение.
— Зачем ты это сделал? — спросила она с лёгким укором.
Сетрой усмехнулся.
— Ты об Этель? Ну, должен же кто-то помогать страждущим, которым ты отказываешь в содействии на том лишь основании, что они тебе не нравятся.
— Ты знаешь, почему я отказываю. Причина не в том, нравится мне кто-то или нет.
Конечно, Сетрой знал.
— Всё ещё не можешь прийти в себя после того случая с Князем? Брось, София, ты ни причём. Не мы виноваты в том, что с ними происходит.
Хозяйка, обхватив костлявыми пальцами чашку, долго смотрела на гостя.
— Зачем ты это сделал? — повторила вопрос, с которого начала. — Зачем ты постоянно это делаешь? Не видишь, они страдают?
Сетрой рассмеялся.
— Укоряешь? За что? Я делаю в точности, что и ты. Мы оба играем по одним и тем же правилам. Не моя вина, что мне достаются те, от кого ты отказалась.
Он залпом допил содержимое чашки. Потом усмехнулся:
— Вон, на подходе ещё один страждущий. Похоже, твой клиент. Или отдашь его мне? — в глазах блеснул азартный огонь.
— Посмотрим, — проскрипела София и указала гостю на дверь.
Женю и Санди развели для допроса по разным кабинетам. Больше она своего соратника по несчастью не видела. Сам допрос длился недолго. В общем-то, Евгению ни о чём и не спрашивали. Как только торговец опознал её, как «ту самую девку, совершившую разбойное нападение», Женю вывели из кабинета дознавателя и сопроводили в какую-то каморку.
— Переодевайся, — полная женщина с безразличным выражением лица бросила на лавку перед Евгенией тюремную робу.
Женя покосилась на кофту и комбинезон чёрного цвета с неприязнью. Не хотелось мириться с мыслью, что стала арестанткой. Казалось, что пока она в гражданской одежде, всё ещё можно поправить, но как только облачится в унылую униформу, практически признает свою вину. Однако выражать протесты, не зная местных порядков, было глупо. Поэтому молча сняла замызганное платье и натянула робу, которая неожиданно оказалась приятной к телу. Ботинки Жене разрешили оставить свои, чему была бесконечно рада.