Наверное, мне стоило отказаться. Сейчас, когда вопрос с моим рабочим местом почти решён, я могу позволить себе несколько дней рефлексии. Но оставаться и дальше в четырёх стенах больше нет сил.
— Смогу.
— Отлично. Тогда там и обсудим все рабочие моменты.
Слава прощается и отключает связь, будто боится, что я передумаю ехать с ним и компанией, которая мне незнакома. Встаю с кровати и прохаживаюсь по комнате, почти ничего не видя вокруг. Мне нужно строить свою жизнь дальше. Не прятаться в скорлупу, не повторять на репите то, что разрывает изнутри на части. А продолжать жить. Ведь Оксана и Давид будут делать это вопреки всему случившемуся.
Интересно, что чувствует сейчас Невский? Скучает ли? Переживает ли из-за того, что всё произошло так как произошло? Или же понимает, что ребёнок, которого ему родит Оксана, — это человек, важнее которого в его жизни быть никого не может?
Всё! Стоп. Больше никаких мыслей, я ведь себе обещала. Поездка за город, работа, в которую окунусь с головой, никакого Давида, никакой лучшей подруги, которые исчезли из моей жизни навсегда.
Мне просто нужно жить дальше.
В тот день, когда за мной должен заехать Слава, я испытываю какое-то лихорадочное чувство. Просыпаюсь едва стрелки часов переходят за шесть утра, вскакиваю с постели и начинаю быстро кидать в спортивную сумку вещи. В основном невпопад. Обычно с этим у меня всё строго — список необходимого, сборы хотя бы за день, чтобы ничего не забыть, а здесь…
Всё потому, что собственная комната душит. Кажется, готова звонить Славе уже сейчас, попросить забрать меня побыстрее и сбежать. Но я не делаю этого. Просто иду в кухню, в которой, не зажигая света, сажусь за стол и застываю каменным изваянием. Там меня и находит мама через пару часов.
— Аль, а ты чего здесь? — спрашивает удивлённо. — Вроде за тобой только к одиннадцати приедут.
— Не спится.
— Понятно.
Слышу в её словах тревогу, но не могу ничего с собой поделать. На то, чтобы объяснить всё и рассказать о случившемся, тоже нет сил. Пока мама ставит чайник, включаю телевизор. На экране какая-то ерунда. Такое впечатление, что эту самую ерунду гоняют по кругу бесперебойно.
— Может на свежем воздухе выспишься, — вздыхает мама, доставая из холодильника сыр на бутерброды. — И есть хоть начнёшь.
— Я ем.
— Да уж. Как воробышек.
— Мне хватает.
— Хватает ей.
Мама тяжело вздыхает, и мне становится не по себе. Потому когда ставит передо мной тарелку с едой, усиленно запихиваю в себя целый бутерброд и преувеличенно бодро выпиваю чашку чая.
— Вот и хорошо. Вы дня на два?