— Тогда вали отсюда по-хорошему! — шипит он на меня моим же тоном.
— Что мне нужно сделать, чтобы ты прекратил меня донимать? Ну хочешь, я расписку тебе напишу, что не претендую на квартиру Марии Ивановны?
Ляпаю первое, что приходит в голову, но неожиданно это действует. Андрей воодушевляется, выпячивает вперед свою молодецкую грудь и важно кивает:
— Давай! Вот прям щас! Слабо?
— Легко! — отвечаю, прищурившись. — Иди на кухню, а я за бумагой и ручкой.
Через пару минут уже сижу за столом и важно вывожу на выдранном из тетради с рецептами листке следующее:
«Я, Злата Авзураговна Габарашвили, не претендую на жилье Марии Ивановны…»
— Какая у твоей бабушки фамилия?
— Стрельниковы мы! — важно заявляет внучок.
Дописываю записку, ставлю число, подпись, отдаю ему. Понятия не имею, обладает ли эта писулька какой-нибудь юридической силой. Думаю, мой оппонент тоже не в курсе, но остается весьма доволен.
«Чем бы дите ни тешилось, лишь бы не плакало…» — вспоминаю поговорку своей родной бабушки.
Андрей по своей природе и есть самое настоящее дите. Переросшее, не очень приспособленное к жизни. Хотя внешне и похож на взрослого парня. На вид ему чуть больше двадцати. Думаю, так и есть.
— Что-то у вас тут всё изменилось… — оглядывается он по сторонам.
— Ага! — киваю.
Еще бы… До спальни Марии Ивановны и своей комнаты я добраться еще не успела, но уже прибрала ванную, прихожую и кухню. Мною здесь была произведена такая революция, какую тут вряд ли устраивали — по крайней мере явно не в этом тысячелетии. Я даже отодвигала холодильник, чтобы хорошенько всё промыть. Слава богу, небольшой. Выстиранные и выглаженные занавески радуют глаз, а со столешницы и остальных видимых поверхностей исчезли разные баночки, скляночки с неизвестным и давно испорченным содержимым. Старушка поначалу пыталась возражать, когда я начала выбрасывать ее «специи», которые давно стали прибежищем пауков и моли, потом махнула рукой и проковыляла вон из кухни.
— А чем это у тебя пахнет? — ведет носом бравый ВДВшник.
— Борщом пахнет…
— Э нет! Бабушка такой борщ не варит!
— А я варю.
В этот момент вижу в его глазах то самое выражение, какое нередко замечала в глазах других девчонок из детдома, да что там, я сама с таким выражением проходила всё детство. Это когда смотришь на какую-нибудь вкусную, но чужую еду, очень хочешь есть, в то же время знаешь, что просить не будешь, а сами не предложат.
— Ты голодный? — спрашиваю напрямик.
Он яростно мотает головой, тут же меняет выражение лица, смотрит злобно, будто пытается сказать: «Что ты, девочка, не нужен мне твой борщ!» При этом подскакивает с места, старательно делает вид, что собирается уходить.