.
Есть и другая версия, более милая, но менее вероятная, на мой взгляд, хотя мы в юности считали ее единственно истинной: Башня получила такое название в честь тутового дерева, которое росло на крошечной площади, примостившейся у ее подножья.
Башня расположена практически точно в центре города на пересечении четырех его кварталов и трех самых важных улиц. Вместе с другими туристами я и Кристиан принялись подниматься по ступеням.
На высоте примерно пятидесяти метров расположена небольшая терраса, с которой открывается невероятно красивый вид на город и холмы, его обнимающие. Орвието не тронуло время и современность: он сохранил свой средневековый дух в готических и романских постройках. Даже дворцы ренессанса, барокко и неоклассицизма, возведенные в более поздний период, не смогли стереть этот образ. С Башни можно разглядеть каждую крышу старинного дома или дворца, заглянуть на балкон, в окно… Я всегда обожала немного перегнуться через перила и подглядеть за жизнью других. Понимаю, что это не очень-то и хорошо, но мне всегда было любопытно заглянуть на чью-то террасу или хотя бы во внутренний дворик. Там столько историй можно подсмотреть!
— Помнишь, как я мечтал забраться на Torre di Maurizio и украсть этого человечка? — прозвучал прямо у самого моего уха проникновенный низкий голос Кристиана.
Но я не дернулась, не отпрянула, завороженная прекрасным видом на наш Дуомо. Освещенный вечерним солнцем, он, будто жемчужина, сиял в мягком свете. Собор является истинным и полновластным хозяином Орвието, потому что возвышается, доминирует над небольшими домиками, буквально парит над городом. Все остальные постройки кажутся крошечными по сравнению с ним, и только синеватые холмы вдали могут составить конкуренцию. На фоне весенней изумрудной листвы, что покрывала долину, храм казался ослепительно белым, хотя вечернее солнце старалось придать мрамору теплый оттенок. Я глаз не могла оторвать от представшего моему взору пейзажа.
Человечек, о котором говорил Кристиан, — это бронзовая статуя на Башне Часов, или Башне Маурицио. Именно на нее в 1351 году были водружены первые в Орвието часы с механическими деталями. Человечек этот с четырнадцатого века каждый час бьет в колокол, установленный на крыше, и зорко следит за происходящим вокруг Дуомо. Судя по его одеянию, он когда-то служил в Соборе, так, по крайней мере, нам рассказывали с самого детства. На его поясе виднеется надпись, которая в переводе на современный язык гласит: «Колокол, между нами заключено соглашение: твое дело — звонить, а мое — бить