— Что?
— Значит, ты обвиняешь меня, что я прыгнула в постель к мужу твоей дочери, едва он от нее ушел?! — с бессильной злостью взвилась она.
— Ты это отрицаешь? — спросил я, желая всей душой ошибиться в своем предположении.
— Послушай, caro, — начала Эмма ядовито, — завтра я приду в твой офис, чтобы ты подписал мое заявление об увольнении. Я не хочу работать с человеком, который потом обвинит меня без веских на то причин, что мы провалили проект по моей вине!
— Остынь и объясни мне, как все было.
Но Эмма уже отключила связь.
Я чувствовал себя разрушенным. Но и в этот раз мне казалось, что дна я еще не достиг.
Ушел?! Она сказала, Дамиано ушел от моей дочери?!
Пребывая в праведном и бессильном гневе, я направил машину к дому. Что я скажу Иоланде?! Мне определенно не стоило выливать на нее свои мрачные мысли, потому что, как бы то ни было, они оставались только предположениями. Зачем омрачать ей и без того тотальный мрак. Но я ведь должен сообщить ей, что Дамиано жив и здоров. Так она хотя бы избавится от страха за его жизнь. Она ведь места себе не находила!
Я вошел в гостиную и обнаружил Иоланду с безучастным видом сидящую на диване. Она никак не отреагировала на мой приход, и я на миг испугался. Но потом понял, что она просто спит. Я решил не будить ее. Может, она проспит так до утра, а я за ночь придумаю, как быть. Хотя до какого утра? Вернутся ведь двойняшки и наверняка ее разбудят!
Я бесшумно опустился в кресло и неподвижно застыл, погрузившись в невеселые размышления. В мозгах царил хаос, и мысли, запутавшись в клубок, постепенно уплыли из головы. Я вроде не спал, но в то же время парил где-то, не замечая, как гостиная погружается в тьму.
В чувство меня привел телефонный звонок. Он раздался в тишине будто вой сирены, и я едва не свалился с кресла. Впрочем, на Иоланду мелодия моего мобильника, похоже, произвела такой же эффект, по крайней мере, она подскочила и тоже едва не свалилась.
— Эмма?! — ответил я на вызов, вскакивая на ноги.
— Естественно я не должна была помогать тебе, но роль сыграла жалость к твоей дочери и к Дамиано. Ему плохо. И сейчас он пребывает в баре «Tre porcellini» в Перудже в компании бутылки вина и каких-то полуголых девиц.
— Эмма, послушай…
— Больше я не хочу с тобой разговаривать! — заявила она.
– Porca puttana! — Выругался я и с остервенением кинул телефон в кресло.
— Папа… Что стряслось?
На меня смотрели большие испуганные глаза моей дочери, стремительно наполняющиеся слезами.
— Иоле, успокойся! — Я вытянул вперед руку, пытаясь остановить шторм. — Дами жив и здоров.