– Боев! – тихонько позвала меня Катюха, дотронувшись до плеча.
Бля, только пальцем тронула, а нижний дебил тут же голову буйную поднял и зашевелился, распрямляясь. Весь такой: «Чего изволите, барыня? Не ублажить ли вас любым возможным образом?» Лежи ты уже, и без тебя сейчас тошно!
– Ты спишь? – постельное зашелестело, и от одного этого звука и картинки в башке, как моя девочка переворачивается, у меня яйца окаменели. – Не сердись на меня пожалуйста, Андрей.
Я, бля, не сержусь. Я тут старательно мертвецки спящим шлангом прикидываюсь, чтобы тебя опять на спину не опрокинуть. И это, к сведению, нисколько не легко, особенно без всякой практики в таком раньше с моей стороны.
– Можно я тебя обниму? – Тонкие пальцы скользнули по моему бицепсу, и на этом скудный запас моего терпения закончился. Нет, нельзя тебе меня обнять. Потому что я и сам это сделаю прямо сейчас.
– Обнимешь – я тебя трахну, Катька. – Последнее предупреждение, между прочим, которому никто не внял.
– Трахни, – согласилась она, прижавшись к спине вся, и поцеловала в лопатку. Пушистая пижама сверху и голый живот и ноги внизу. Те самые ноги, что я уже через пару секунд развел пошире, устраиваясь между ними.
– Тряпку долой! – приказал, потираясь обрадованным до бурного протекания членом о ее мягкие складочки. Бля, какая же она кайфовая тут.
Катьке было неудобно лежа стягивать с себя остатки розового безобразия, но я ничуточки не помог, тащась, наоборот, от ее неловких ерзаний подо мной.
– Скажи, чего хочешь, – велел, нависнув над ней на локтях, чтобы ребра не придавить, и любуясь торчащими дерзко сосками.
– Я не знаю. – Щеки Катьки тут же вспыхнули. – Чтобы снова хорошо было. Тебя.
В горле что-то предательски заскреблось. Я и хорошо. Типа эта… аналогия для нее уже. Это же… хорошо?
Взял мою упрямицу в этот раз ме-е-едленно. Растягивая каждый нюанс удовольствия для обоих. Медленно, обстоятельно исцеловал ее скулы, изящную шейку, острые ключицы. Вылизывал, посасывал грудь, терся довольной мордой между ее роскошных сисек, сдвигая их так, чтобы дразнить сразу оба затвердевших соска. И все это не прекращая мягко толкаться бедрами, наминая гудящим членом ее клитор, собирая на него всю выжимаемую моими ласками влагу. Катька загорелась сразу и без остатка. Отозвалась стонами и вкусной дрожью на первые же поцелуи. Огонь ты, девочка моя. Чистое пламя. Сама вспыхиваешь, меня, что тот пух сухой, поджигаешь и полыхаешь так жарко, сладко, что сгореть в тебе хочется всему, ничего на потом не оставляя.
Входил в нее тоже ме-е-едленно, по чуть, каждый сантиметр как открытие новых ощущений для обоих. Толчок, ожог-удар по всем нервам сначала Катькиной теснотой, жарой, а потом вторая волна от взгляда на ее лицо. Отяжелевшие веки… потерянный в удовольствии взгляд… пересохшие от частого дыхания, приоткрытые в тихом «а-ах!» стоне губы… яркий румянец, заливший не только щеки, но и шею и грудь. Сдохнуть можно, какая же она красивая! Всегда красивая, а сейчас, с моим членом внутри, вся трепещущая, обволакивающая изнутри и снаружи и вовсе глаза выжигает.