Потому что теперь у меня есть новые фото. Даже видео, мать ваша. Вот Катька зябко кутается в пальто, а Рафаэль держит над ней зонт. Вот вместе в кафе. Она ему улыбается. Вот придерживает перед ней дверь. Катя явно не в плену. Ей хорошо там.
И я хочу его убить. Его убить, а Катьку забрать. Но, но, но, черт подери!!! Имею ли я право? Как преданного Рафаэлем да, безусловно. Но Катя…вдруг она его любит? Какое страшное слово. Она едва не отдала жизнь за моего сына. Отдала бы, если бы была нужда. Она бросила все ради нас. Имею ли я право отнять у неё того, кого ненавижу так? Имею ли право так поступить?
Я заставляю себя ждать и думать. Каждый час – мучителен. Оказывается, я нисколько не был привязан к своей жене, её измена вызвала во мне лишь досаду. А мысль о том, что Катя сейчас прижимается к Рафаэлю ночами, так же как ко мне недавно, сводит с ума. Сразу все рациональные мысли из головы прочь, хватаю ключи от машины, поехать, покарать того, кто предал, свою женщину забрать себе!!!
Но…плачет Лев.
– По маме скучает, – говорит няня. – Не бойтесь, младенческая память коротка, он быстро её забудет.
Она ничего не знает. Сказать не смеет, но осуждает. Лишил сына матери. Да такая мать…врагу не пожелаешь.
– Иди сюда, – зову я сына.
С трудом разжимаю сведенные яростью кулаки. Беру на руки ребёнка. Он плачет так горько и безутешно. Не по матери он скучает. По Кате. Она его мама. И при мысли о том, что он её может забыть, выть хочется.
Под моими ногами была галька. Мелкая, сбитая морем почти в песочную крошку. Из неё торчали более крупные камни. Гладкие, округлые, с белесыми разводами соли. На одном из таких я и стояла, и море подбиралось к самым моим ногам.
Домой мне нужно. Нужно, да только не ждёт меня там никто. Телефон мне Рафаэль купил, даже сим-карту как-то восстановил без паспорта. Номеров половины нет. Позвонила Аньке. Ты сначала обозвала меня безответственной, а потом повизжала от восторга услышав шум моря на заднем плане. Сама же придумала историю любви для меня. Сама же в неё поверила. Ах, эсли бы она знала, что на самом деле было… Но в такое поверить сложно.
Отцу тоже позвонила. Тот на меня скорее зол был. За то, что влипла в неприятности, которые его коснулись. Он так и не понял ничего. Вот если бы мама, материнское сердце чутче… Теперь я это точно знаю.
Меня никто не ждал, никто не преследовал. Тот, кто был главным зачинщиком моих бед сидит себе на лавочке, что на набережной. Курит. Газету читать пытается, а её ветром треплет. Сердится, потом на меня смотрит. Что разглядеть пытается?