- Что-о та-кое? - спросила она, когда полицай позволил себе заявить какие-то «права». - Да вы в своем уме? Завтра же иду в волость, в комендатуру!
- Пойдешь. Только не сама - поведут! Как миленьких!
Он ушел, ругаясь, пьяно вывалился в ночь, откуда и появился, а мама тотчас приказала:
- Опрокиньте вазоны, цветы! Стол! Ну что вы, не понимаете? Он погубит нас!
Мы с братом учинили хорошенький разгром в квартире, мама утречком сбегала домой к Барталю: пойдите посмотрите, что Гузиков натворил! Приходит, грозит, требует бог знает чего!..
Барталь предложил ей - идти к коменданту и самой об этом рассказать. Тому самому немцу, который показывал, Барталь помнит, фотографии своих детей на свадьбе у дочери Ельницкого.
И снова нас сплавила подальше от дома, а сама, увидев в окно, что переводчик уже прошел по шоссе в сторону комендатуры, быстренько собралась и направилась туда же.
Что ей подсказало слова, интонацию, все поведение - на грани безумного, но единственного спасительного риска - не иначе сам Бог, говорила потом она.
- Или арестуйте нас, или дайте нам жить, или мы уйдем в партизаны!
Она знает, что на погибель, но что ей остается, если нет никакой возможности жить; этот полицай Гузиков приходит, буянит пьяный, требует бог знает чего - вот так у вас и партизанами делаются: полицейским того и надо, чтобы люди разбегались, а барахло им оставалось; они и вас предадут, как родину предали; дети для меня -самое главное, но я вынуждена буду вести их на погибель, ничего другого не остается; или дайте нам жить, или арестуйте нас, или мы уйдем в лес!
Где он сейчас, тот немец, который все это выслушал от женщины с глазами то нервически сухими, то вдруг заливаемыми слезами, внимая терпеливо ее неслыханно наглым по тем временам словам, - не арестовал тотчас же, не крикнул, не стукнул кулаком по столу? Под испытующе насмешливым взглядом другого немца (мама убеждена, эсэсовца) комендант произнес свой приговор: вы, женщина, не виноваты, я это вижу, наказан будет полицейский.
И действительно, посадили Гузикова в «холодную». И хотя его уже на следующее утро выпустили, и, более того, именно ему поручено было глаз не спускать с беспокойного дома, стрелять в любого из этой семейки, если окажутся за чертой поселка, и было ясно, что теперь-то Гузиков постарается расквитаться за все - как бы там ни было, но неведомый мне офицер - немец, заброшенный военной случайностью в Глушу, дал нам спасительную паузу, позволил себя обыграть, при всех его возможностях нас запросто уничтожить - как не быть ему благодарным?..