— Добрый вечер, монсеньор, — она вдруг осознала в собственном голосе и удивление, и радость, и восторг.
— Добрый вечер, Элоиза. Я невероятно рад вас слышать, честное слово. Скажите, с вами все хорошо? — он, судя по голосу, был какой-то слегка встревоженный.
— Да, Себастьен, спасибо, со мной все хорошо. А в чем дело? Что-то случилось?
— Абсолютно ничего. Просто какое-то смутное беспокойство. Мне показалось, что сейчас обязательно нужно вам позвонить. Почту вы посмотрите только утром, сообщение посылать — так тоже вдруг не увидите, а вот у звонка был шанс. Я вас не разбудил?
— Нет, я еще не сплю.
— Отчего же? Завтра же рабочий день, рано вставать и все такое?
— Да вот, сидела и думала, читать книгу на сон грядущий или сразу спать. Тут-то вы меня и поймали.
— Тогда рассказывайте новости. Лодовико говорит, у вас новые сотрудники? Почему вы мне о них ничего не пишете?
Она задумалась на мгновение, а потом ответила честно:
— Да потому, что никак не могу примирить интуицию с необходимостью и внешними обстоятельствами. Боюсь наговорить лишнего про ни в чем не повинных людей и создать у вас предвзятое впечатление.
— А что говорит ваша интуиция? Мой опыт общения с вами подсказывает, что вашу интуицию игнорировать ни в коем случае нельзя.
— Что гнать надо обоих в шею, да поскорее, пока не наворотили каких-нибудь дел. И я опасаюсь, что это просто личная неприязнь, а никакая не интуиция.
— В двух словах опишете?
— Барышня двадцати пяти лет, взялась откуда-то от вас, то есть из Штатов и Шарль лично просил меня принять ее на испытательный срок. Образование есть, и даже нужное, но опыта никакого и пока я не вижу очень большого желания его приобретать.
— Кажется, я что-то такое слышал. Девочка хотела в модельный бизнес, а папа запретил и отправил в Европу работать.
— Да-да, она рассказала про конкурс красоты. Пока она адаптируется, конечно, и до каникул ничего особенного натворить, полагаю, не успеет, но после уже придется пристально смотреть.
— Понятно. Может и вправду, если не сработаетесь, в модельный бизнес? Пусть платья показывает, там сидеть за компьютером и работать с данными не нужно. А кто второй?
— Еще колоритнее. Мужчина, тридцать девять лет, за него просил кто-то из понтификальной комиссии, я даже не вникала, Лодовико должен знать, кто именно. София, конечно, выговорила нам возможность отказать ему после испытательного срока, но пока пришлось взять.
— И что с ним не так?
— Опыт есть, небольшой, но это как раз не проблема. Проблема в том, что он весь какой-то липкий, бесцеремонный и привязчивый, нарочито небрежный, лезет в глаза и хватает за руки, комплименты какие-то дурацкие, знаете, такой типаж шута горохового, у которого за безобидным фасадом скрывается что-то нехорошее.