Но теперь одна из нас знает о другом все. В ее руках – моя жизнь, без каких-либо
преувеличений.
После того, как все факты выложены на стол, свое начало берет этап
оправданий и сожалений. Мне так неприятно думать о том, что Ниша сбережет до
конца дней обо мне дурное мнение, потому я не могу бросить извиняться. За что?
За то, что хотела быть счастливой? Выходит, так и есть.
- Эй, – кузина прерывает мою местами сумасбродную речь и ласково проводит
ладонью по щеке; я поднимаю на нее заплаканные глаза, – ну все, хватит. Все
будет хорошо.
Выпрямившись на стуле, я обеими руками крепко обнимаю ее. Как давно
никто не вставал на мою сторону. Как давно никто не касался меня с любовью и
пониманием. Как давно никто не слушал меня. Никому не было интересно
услышать меня. Узнать, почему в моих глазах пропал блеск. Массуд, конечно, был
во все это втянут. Но наша братско-сестринская привязанность потерпела крах.
Ниша успокаивает меня больше часа, никуда не уходя, не вставая с места.
Не передать, насколько я ей благодарна! Я почти засыпаю в ее руках, как бывало с
тетей Лалит. И только, когда мне сделалось легче, кузина встает, не сказав ни
слова. Я смотрю, как она выходит из комнаты, и не догадываюсь, чего ожидать. Ее
долго нет. Идти мне ли за ней? Куда вообще ушла Ниша? Может, стоит
отправиться в комнату, которую выделили для меня в этом доме? Я не могу ждать
бесконечно. Теперь, когда я поведала ей абсолютно все, в голову лезут всяческие
сомнения. Я их отгоняю, но они размножаются и заполняют мои мысли
полностью. Если я начну что-то делать – хоть что-то, – то у меня не будет времени
об этом думать.
Хорошо. Хорошо. Сейчас.
Вдох-выдох.
Господи, если мой длинный язык и желание выговориться подействовали
мне самой во вред, умоляю, просто убей меня. Лучше убей.
Я берусь за спинку стула, чтобы встать. От того, что долго плакала, голова
кружится. Ноги не ходят. Непредвиденно и крайне тихо на кухне вновь
появляется Ниша. Она суживает глаза, лучезарно улыбается и энергично машет
указательным пальцем.
- Хитрюга! – произносит она громко ребячливым тоном и цокает языком. –
Захотела сбежать, да?
Я обматываю шею платком. Заведя прядь волос за ухо, улыбаюсь, стесняясь
выдать свою радость по поводу того, что она вернулась. Ниша совсем не выглядит
так, будто я опозорила честь семьи. Я могла частично предположить, что она
думает иначе – не так, как Чанда однозначно. Я, сказать откровенно, рисовала ее в