Не могу. Не могу видеть. Отшатываюсь назад. Образы встают перед
глазами. Меня тошнит от представлений того, как он ее бьет. Нет. Нет-нет-нет. Он
так с ней поступить не мог. Ну, не позволительно кому бы то ни было трогать
Майю! Разве она заслуживает?
Ну, разве, мать вашу, заслуживает?!
Я упираюсь стеной в стеллаж. Нащупываю рядом с ним высокую тумбу: на
ней стоит лампа и две декоративные вазы. Может, что-то еще… Хрен его знает. Но
все летит на пол. Без разбора. Я рушу все, ломаю, бросаю в стену с правой стороны
какие-то предметы, что попадаются мне в руки. В дверь ванной комнаты
прилетает торшер. Он ломается тут же от сильного столкновения.
Наступила зловещая тишина. Ужасающая. И я не сразу осознал, что кричу.
Все это время я орал, словно умалишенный. Я не сразу увидел Майю, стоящую
посреди комнаты, плачущую и закрывающую уши ладонями. Моя девочка. Она
перестает жмуриться, когда в дверь стучат.
- У вас все хорошо? – звучит из коридора по-английски. – Сэр? Мисс? Эй… Что там
у вас происходит?
Я медленным шагом подхожу к Майе, проигнорировав менеджера за
дверью. Меня удивляет, почему она отшатывается? Почему не желает моих
объятий?
- Я не посмею тебя обидеть, – объясняю с нескрываемой дрожью в голосе.
Мое сердце готово выпрыгнуть из груди. Я так сильно зол! Я так остро
ненавижу весь мир, родителей Майи, родителей ее мужа и, в особенности, его
самого.
ТВАРЬ! ТВАРЬ! ТВАРЬ!
Как он посмел? Как у него… рука поднялась?
Я не отвечаю за свои действия. Отвращение, ярость, жажда мести
ослепляют меня. Я бью ногой по изножью кровати. Странно, что мои туфли не
становятся месивом – ведь я не жалею ни их, ни себя. В дверь стучат настойчивее.
Майя плачет сильнее. Кажется, теперь с той стороны двое мужчины. Они болтают
на хинди, временами обращаясь ко мне.
Нужно отдышаться. Хожу, как тигр в клетке. Из угла в угол. Из угла в угол!
Уперев ладони в бедра. Мысли в голове разбегаются, пытаюсь ухватиться за одну
– какую-нибудь, но ни черта не выходит. Бл**ь! Что за фигня происходит со мной!
С нами! Да за что это все?..
Я ныряю пятерней в свои всколоченные волосы, а затем, постаравшись не
напугать пуще прежнего, завожу любимую в ванную комнату. Закрываю за ней
дверь. Краем глаза я замечаю на ней царапины, кое-какие погрешности, которых, по-моему, не было до нашего прихода.
Жарко. Моей душе жарко. Моему сердцу тесно в грудной клетке. Боже, как
же я зол, кто бы знал!.. Пиджак. Где мой пиджак? Я нахожу его в купе сломанных