И когда он уже скрылся в коридоре, я выкрикнула в сердцах:
— Мне нечего тут располагать! У меня нет ничего!
* * *
— Костя, — рявкнул я в трубку жестче, чем планировал, — никаких выходов за грань. Запрещено, понятно?
— Хорошо, Зул, — растягивая слова, хмуро отозвался друг. — Что случилось?
— Я Джинну прищемил… хвост, — выдавил, морщась.
Пока спускался с крыльца, оглядел место борьбы Алекса с елью и решил, что надо бы помочь.
— Ух ты!
— Не то слово. Не знаю, когда он соберется мне ответить и как именно, но рисковать не будем. Давай, до связи.
Алекс как раз вышел на крыльцо, вытирая руки полотенцем:
— А хищница где?
Я только тяжело вздохнул и покачал головой, поднимаясь по ступенькам.
— Понятно, — пожал плечами Правящий. — Я что, такой страшный?
— А то! — возникла за спиной мужа Алиса с подносом. — Идите за стол, я отнесу Мире обед.
Мы с Алексом вытаращились на Укротительницу, проводив ее взглядом, но ни один, ни второй так и не нашли, что возразить.
— Любимая, может, не надо? — все же насторожился Правящий.
— Все будет хорошо! Запугали девочку… — отмахнулась она.
— Это я запугал девочку? — возмутился Алекс себе под нос. Только и осталось, что бессильно провожать взглядом Алису, ловко огибавшую завалы ветвей. — Пойдем?
Еле заставил себя последовать за ним, потому что все мое существо рвалось обратно. Но Мире нужно было время… и, возможно, женское общество.
За столом уже сидели Мария с Никитой на руках. Малыш возил по тарелке ложкой, занятый результатами «рисования» на пюре. Не улыбнуться неожиданно стало невозможно, хотя раньше за мной такого не водилось. А когда Алекс подхватил Никиту на руки, солнечное сплетение вообще ошпарило жгучей драконьей завистью:
— Ого, — сорвалось с губ.
— А? — вскинул взгляд Алекс.
— Большой уже, — покачал я головой, закатывая рукава на рубашке. — Дашь подержать?
— Ты уверен?
Мария будто и не слышала нас, продолжая кротко улыбаться, не спуская взгляда с Никиты.
— Да.
Когда подушечки пальцев коснулись малыша, по телу пробежала волна какой-то неподконтрольной слабости, солнечное сплетение до краев наполнилось малиновым желе, а на лице растянулась наверняка самая глупая улыбка за все три сотни лет жизни. Никита с серьезным видом уставился на незнакомца, но плакать не собирался. Сморщил носик, сбитый с толку новым запахом, ощупал пальцы и переключился на невиданный доселе предмет на запястье — часы. Старомодные, механические и громко тикающие. Гостиная наполнилась восторженным воркованием на инопланетном языке — малыш трогал стекло, тягал ремешок и пробовал его на зуб, но возвращаться к отцу категорически отказывался.