Роза подтвердила мои показания и сказала, что Мэри Лоувел страдала сильнейшей неврастенией. Виктор Дулич и Роберт Лоувел это подтвердили. Никто не сказал ни слова о Тони.
Опрос уже приближался к концу, когда врач неверными шагами присоединился к нам. Он упал в кресло, издал несколько звуков и закрыл глаза, как будто собирался заснуть. Помощник прокурора призвал его к порядку.
— Послушайте, Эрнест, мы ждем вашего заключения.
Врач выпрямился, поочередно посмотрел на всех нас, потом, будто вспомнив, что привело его сюда, начал говорить нудным голосом:
— Это самоубийство, вне всякого сомнения, самоубийство. Смерть от удушья. На теле нет никаких признаков насилия, никаких следов, за исключением следов веревки. Я предполагаю, что смерть наступила около трех часов утра…
Он немного ошибся в своих вычислениях, потому что я точно знал, что Мэри Лоувел была жива и в половине четвертого. Но это сейчас не имело никакого значения. Все специалисты знают, что невозможно в точности указать час смерти.
Помощник прокурора торопился. Обменявшись взглядами с полицейским, он встал:
— Я не вижу оснований больше задерживать вас. Слушание дела в десять часов утра в понедельник в суде в Ветеле. Прошу вас всех присутствовать.
Он окинул нас спокойным взглядом и закончил:
— Судя по нашим впечатлениям, это будет лишь простая формальность. Мы будем рассматривать это дело как самоубийство.
Они попрощались и вышли. Глен и Милс поддерживали Эрнеста, который определенно предпочел бы остаться в кресле. Через несколько минут обе машины отъехали.
Роберт Лоувел, провожавший их, вернулся и попросил Дулича и меня помочь ему перенести тело жены из гаража в ее комнату. Эта скорбная миссия отняла у нас не более пяти минут. Роза и Флосси занялись туалетом умершей. Я чувствовал себя очень скверно и собрался прогуляться к океану, чтобы привести в порядок свои мысли. Но тут Роберт Лоувел пригласил меня в свой кабинет.
Он включил свет, задернул шторы и закрыл дверь на засов. Потом подтолкнул меня к зеленой кушетке и уселся рядом. Его лицемерное лицо приняло выражение, которое трудно было определить. Он помолчал, потом, пожав мне руку, пробормотал конфиденциальным шепотом:
— Как ваши дела с Розой?
Мне очень захотелось врезать ему как следует вместо того, чтобы отчитываться о проделанной работе.
— Я не располагал временем, — ответил я осторожно. — Во всяком случае, миссис Дулич согласилась на прогулку и даже дала мне номер своего телефона. Я надеюсь чего-нибудь добиться…
Он издал что-то подобное довольному ворчанию, потом снял очки и стал протирать стекла засаленным платком. Затем, снова взял меня за руку и проговорил уверенным тоном: