Сегодня всё в порядке.
Полдень. Контора шерифа. Сэм уже там. Доклад: происшествий нет, заявлений от горожан нет.
— До вечера свободны!
Вялый взмах руки. Шериф возвращается к прерванному занятию — поглощению яблочного пирога. Пирогами — величиной с доброе тележное колесо — его снабжает вдова Махони. Солнце припекает, под мышками шерифа темнеют пятна пота.
Вот такая у нас служба.
* * *
Он сразу замечает её.
Народу в «Белой лошади» мало. Скоро тут пьяному негде будет упасть, но это случится позже. Единственная женщина, третий от дверей стол. Сидит к Джошу вполоборота. Держит в поле зрения стойку и лестницу на второй этаж. Краем глаза отслеживает вход и то, что происходит в глубине салуна. Всё это так, рутина, не требующая усилий. Джош женщину не интересует. Мазнула взглядом и отвернулась.
Задумалась? Слушает бренчание слепого Якоба?
Привычки стрелка, не будь я Джошуа Редман, сэр! Женщина-стрелок? Гадкий червячок шевелится в памяти. Давний, полумёртвый червячок. Копает ход наружу, старается.
«Узнал?»
Нет.
«Это она была в оружейной лавке. Это она была здесь, в салуне».
Тахтон умолкает. У него, как обычно, трудности с временами. Обдумав что-то своё, он продолжает:
«В лавке сегодня, в салуне давно. Теперь узнал?»
Да.
«Что будешь делать?»
— Добрый день, мэм. Разрешите?
— Садитесь, шериф.
— Помощник шерифа, мэм. Джошуа Редман.
Женщина молчит. Взгляд её пуст и тяжёл.
— Джошуа Редман. Вы меня не узнаёте?
Взгляд её пуст и тяжёл. Ага, узнала.
— Меня ввела в заблуждение звезда, — говорит она. — Помощник шерифа? В остальном вы не изменились. Да, нисколько.
— Я молодо выгляжу, мэм. Это моё наказание. Меня никогда не принимают всерьёз.
— Прекрасный талант. Я вам завидую.
— Но перед вами совсем не тот человек, что десять лет назад. Я изменился, мэм. Добавлю, что вы приняли в этом самое живое участие.
— Неужели? Я польщена.
Она не верит. Отчасти она права.
В мозгу Джоша кудахчут знакомые куры.
Тахтон смеётся.
2
Рут Шиммер по прозвищу Шеф
(десять лет назад)
— Сыграй ещё что-нибудь, красотка!
Рут не красотка. Рут не хочется больше играть. Сказать по правде, она даже не знает, зачем играла эту чёртову мазурку. Рут двадцать лет, а дьяволу, сидящему в ней, лет сто, не меньше.
Рут спустилась вниз, подошла к стойке:
— Пива!
— Эй, Юджин! Запиши на мой счёт!
Мальчик. Румяный, длинноногий. Наглый, как свора чертей. Дьявол в Рут заворочался, тихо рыча при виде дружков из преисподней. Уколол рогами в печень. Кончики рогов у дьявола острей, чем иглы. От них по телу пробежала приятная дрожь.
— Я угощаю!
— Нет.
Рут обернулась к мальчику. Ей было всё трудней сдерживать себя. Дядя Том говорит, это пройдёт. Она научится, образумится, перестанет видеть врага в каждом безмозглом кобеле. Дядя Том умный, опытный. Он ошибается. Рут никогда не образумится.