«Она видела. Смотрела. Они так смотрят перед тем, как выстрелить. Она думала, ты цель. Не видела тебя-цель. Видела: некуда стрелять. Видела меня».
Надо заставить Рут Шиммер посмотреть на Джошуа Редмана так, как смотрят шансфайтеры перед выстрелом. Но как это сделать? Старик тут вряд ли поможет. Проповедника, чтоб он сгорел, и заставлять не надо, но проповедник Джоша не устраивает. Этот посмотрит и сразу пальнёт в тебя несчастьем размером с племенного быка. Какие тут разговоры?
— Спасибо, сэр! Простите моё любопытство, но давно ли вы находитесь в таком прискорбном состоянии?
— О, я многое могу вам рассказать, юноша! Давно ли?
Мистер Пирс в задумчивости морщит лоб. Из язвы над правой бровью вытекает капля гноя. Срывается, падает в пыль у ног старика. С шипением пузырится, испаряется. Джош ждёт зловония, но запаха нет. Когда он вновь обращает внимание на мистера Пирса, тот — бесплотная тень. Неужели тень стала бледнее, чем до того?
— Год? Больше? — бормочет старик. — Я пытался! Пытался вернуться. Он ещё пускает меня в тело. Жаль, это случается всё реже. Поначалу я был ему нужен… Он сам говорил! Мол, буду пускать! Это нужно нам обоим! Теперь не нужно. Ему не нужно… Я скоро умру, мистер Редман. Мне недолго осталось…
Год, вздрагивает Джош. У меня есть год, или даже меньше. Потом я превращусь в разлагающуюся слабоумную развалину. «Если ты временами не будешь возвращаться, ты погибнешь раньше, чем следует. Расточишься, иссякнешь». Гадёныш, ты умолчал о том, во что я превращусь, прежде чем расточиться!
Нет, Джошуа Редман не намерен смиренно гнить заживо. Только не Джошуа Редман, сэр!
3
Джошуа Редман по прозвищу Малыш
— Молодой человек! Мистер Редман! Вы ведь не уйдёте?
— Не уйду, мистер Пирс. По крайней мере, сейчас.
— Я так давно ни с кем не беседовал по-человечески. Умоляю вас…
— Я не уйду, мистер Пирс.
— Вы не пожалеете! Я старше вас, я многое могу вам рассказать… Только давайте присядем, с вашего позволения? Вон там, на крыльце. В последнее время ноги меня плохо держат.
— Конечно, мистер Пирс. Идёмте.
До крыльца Бенджамен Пирс ковыляет целую вечность. По дороге от его штанов отваливаются неприятного вида лохмотья. Шипят в пыли, исходят желтоватым дымком, расточаются. Мистер Пирс разваливается на глазах — это не фигура речи, сэр, и дело не в штанах.
Наконец старик с кряхтением усаживается. Джош устраивается рядом. Вечереет, ветер закручивает пыль смерчиками, гоняет их по площади. Он словно создаёт собственных призраков, играет с ними, а когда ветру наскучивает забава, бросает творения на произвол судьбы. И те оседают на пропечённую солнцем землю безжизненными горстками праха.