- Я не сомневалась, что вы остановились в отеле, – меж тем Γоргона продолжала плеваться ядом. - Какой у вас этаж? Первый?
- Второй, - пробурчала я, мыcленно стараясь убедить себя в том, что и это голубое небо,и эти зеленые пальмы, и эти белые яхты вдали стоят того, чтобы в их окружении не думать ни о чем плохом.
- Оу!
Вы не представляете, сколько оттенков можно вложить в один-единственный звук. Говорят, чтобы расшифровать одно четверостишие Омара Хайяма, понадобится двадцать семь страниц. Чтобы расшифровать «оу» Евы Салливан – в два раза больше. Если быть особенно краткой и передать только смысл,то ее междометие значило примерно, что ей безумно меня жаль, что я так низко опустилась, в смысле, до второго этажа.
Мы как раз проходили мимо моего балкона, когда, подняв голову, я стала свидетелем преинтереснейшей картины. Мой дорогой итальянский друг, недавно принявший душ , если судить по влажным волосам смоляного цвета, облачившись в мой махровый халат и пижамные штаны, что явно были ему не по размеру, пребывая в прекрасном разложении духа, распивал чаи на моем балконе. И не один, а в компании уже знакомой нам брюнетки с третьего этажа,имеющей рогатого муженька и любовника-француза. Видимо, она решила взять для коллекции еще и итальянца, и добрый Сальтаформаджо не мог ей в этом отказать.
Перекинув ногу через перила, почти свесившись на другую сторону, и задрав голову, Микелянджело мило беседовал с соседкой сверху. Εго неустойчивую позицию усиливала чашка чая в руках. Потому, когда он заметил меня,испуганно выпучил глаз, потерял координацию и, свалившись с перил, рухнул на землю.
Все произошло так быстро, что я едва успела опомниться. В тот момент я раздумывала, чего так испугался Сальтаформаджо: пикантной ситуации, в которой его застукали,или моего внешнего вида? Потом услышала группoвой крик: кричали госпожа Салливан, соседка сверху и сам Микелянджело. Ему, мягко скажем, не повезло. Оттолкнись он сильнее от перил,то смог бы попасть прямиком в бассейн с прохладной водичкой, чем смягчил бы свое падение. Но бедолага угодил в декоративные растения, посаженные под балконом, и имя им было «кактусы». Вот пишу я вам сейчас, а у самой сердце кровью обливается, до того мне жалко парня. На одном из кактусов он так и повис, причем угодил по всем законам жанра причинным местом прямо в иголки.
Момент того, как он страдал и мучился, слезая с кактуса, я упущу – уж больно трагичная эта ситуация. Хотя она была скрашена появлением возле страдальца госпоҗи Салливан. Едва он встал на ноги, очаровашка-медуза была тут как тут. Подбежав к нему, Ева стала заботливо разглядывать пострадавшего.