Мягкая щетина на его щеке трется о мою, и я закрываю глаза, чувствуя, как его горячее дыхание распространяется по моему лицу. «Хммм», — бормочет он, касаясь губами моей кожи и вылизывая длинный влажный след до моего виска.
Мои мускулы сжимаются, напрягаются, мой связанный мозг получает удовольствие от ожидания его прикосновения. Я затоплена между бедер, мокрая и умоляющая, и все это вне моего контроля. «Это твой способ пометить свою территорию?» Я спрашиваю свою тьму.
«Заткнись, Элеонора, заткнись», — предупреждает он, беря верх моих трусиков и прижимая их к моим бедрам. Несколько мгновений блаженства, лаская мою все еще нежную кожу, прежде чем он сунул руку между моих ног и обнаружил мое состояние. «Ты хочешь меня, детка?»
Я стону, борясь с желанием закричать в отчаянии.
— Ты хотите, чтобы я окунулась глубоко и сильно?
Мои руки сжимаются в разочарованные кулаки, готовые бить по дереву. Небольшая совокупность нервов на кончике моего клитора подергивается, вибрирует, кричит о контакте.
— Или ты хотите, чтобы я лизнул тебя здесь? Он топит два пальцами в меня и опирается на свой драйв, держась глубоко. Мои ноги начинают раскачиваться, и как раз когда я собираюсь бросить вызов его настойчивому требованию молчать, чтобы я могла сдержать свое желание, он резко вырывается из меня и шлепает меня по заднице. Я рвусь вперед, заставляя огромную дверь стучать на петлях. «Моя», — рычит он, начиная втирать немного жизни в мою горящую плоть. «Если все это запомнят, то никто не пострадает». Он прижимается губами к моему виску и вдыхает поцелуй, прижимая меня сзади, когда он натягивает мои трусики на место и мое платье обратно. Я ошеломлена, все еще возбуждена и совершенно потрясена. Огромная часть меня взволнована тем, что он сделал такое жестокое заявление, но я не могу игнорировать мою крошечную часть, которая беспокоится. Его обещание, и я не сомневаюсь, что это обещание, не имеет в виду, что ему или мне будет больно. Он не говорит об эмоциональном ущербе никому из нас. Он говорит о физических травмах. Мне нужно любой ценой избегать Брента Уилсона.
Я позволяю ему поворачивать меня в объятиях, пока я не повернусь к нему лицом, не сводя глаз с узла его галстука. Я беспокоюсь о том, что могу увидеть, если посмотрю в его ангельские глаза, но у меня мало выбора, когда я поднимаю подбородок, чтобы встретиться с его лицом. «Я люблю тебя», — говорит он ясно, мягко, за миллион миль от угрозы его голоса минуту назад.
Я смеюсь. Я ничего не могу поделать. И Бог любит его, он хмурится, глядя на мою реакцию на его колеблющееся настроение.